Горгий

С о к р а т. Но вот что я уже не от других слышу, а знаю точно, и ты тоже знаешь, — что сперва Перикл пользовался доброю славой и афиняне не присуждали его ни к какому позорному наказанию, пока сами были хуже, когда же заслугами Перикла сделались честны и благородны, — к концу его жизни, — то осудили его за воровство и чуть было смертного приговора не вынесли, считая его, видно, скверным гражданином.

К а л л и к л. Ну, и что же? Признать по этой причине Перикла дурным?

С о к р а т. Ну, во всяком случае скотник, присматривающий за ослами, лошадьми или быками, оказался бы дурным при таких обстоятельствах, — если бы он принял животных смирными, и они не лягали бы его, и не бодались, и не кусались, а потом, под его присмотром, вдруг одичали. Или же тебе не кажется дурным скотник, — кто бы он ни был и за каким бы скотом ни ходил, — у которого смирные животные дичают? Да или нет?

К а л л и к л. Да, да — только бы тебе угодить!

С о к р а т. Тогда угоди мне еще раз и скажи: человек — тоже одно из живых существ?

К а л л и к л. Как же иначе!

С о к р а т. Стало быть, Перикл присматривал за людьми?

К а л л и к л. Да.

С о к р а т. Что ж получается? Не следовало ли им, как мы с тобою только что установили, сделаться под его присмотром справедливее, если он действительно хорош и искусен в государственном управлении?

К а л л и к л. Непременно.

С о к р а т. Но справедливые смирны, как говорит Гомер (73). А ты что скажешь? Так же, как Гомер?

К а л л и к л. Да.

С о к р а т. Но у Перикла они одичали и вдобавок накинулись на него самого, чего он уже никак не ожидал.

К а л л и к л. Ты хочешь, чтобы я согласился с тобою?

С о к р а т. Да, если находишь, что я прав.

К а л л и к л. Будь по-твоему.

С о к р а т. А если одичали, значит, сделались несправедливее и хуже?

К а л л и к л. Пусть будет так.

С о к р а т. Выходит, стало быть, что Перикл не был искусен в государственном управлении.

К а л л и к л. Да, не был, если верить тебе.

С о к р а т. Нет, клянусь Зевсом, и тебе тоже, раз ты не отказываешься от того, с чем раньше соглашался. А теперь поговорим о Кимоне (74). Разве те, кого он выхаживал, не подвергли его остракизму, чтобы десять лет не слышать его голоса? И с Фемистоклом (75) поступили точно так же, приговорив его к изгнанию, верно? А Мильтиада (76), победителя при Марафоне, постановили сбросить в пропасть, и сбросили бы, если бы не вмешался притан. Будь они, однако ж, все четверо, людьми дельными и достойными, как ты утверждаешь, никогда бы с ними не случилось ничего подобного. Так не бывает, чтобы хорошие колесничии сперва не падали с колесницы, а потом, когда выходят коней и сами станут опытнее, тогда бы вдруг начали падать. Не бывает так ни в управлении колесницей, ни в любом ином деле. Или ты другого мнения?