|
Но я ничего не сказал старику Пальяни. Просто слушал, как он жалуется на свою судьбу и завидует моей. А несколько дней назад он умер, бедный Пальяни… Я узнал об этом, встретив на улице одного из знакомых учителей. В кармане у него нашли орешек. Тот самый, в который он верил и который не успел расколоть, чтобы спастись от опасности. «Мы всё тут, год за годом, день за днем, — всё те же мальчишки, только лица и фамилии меняются…» Они не понимали, что я вернулся как раз за тем, чтобы повидать ребят: снова увидеть, как утром они входят в класс — опрятные, умытые и причесанные, а в полдень выбегают оттуда, лупя друг друга по голове портфелями, с черными от чернил руками и перепачканными мордашками, в галстуках, сбившихся набок. Я вернулся, чтобы увидеть длинный-предлинный коридор с бесконечной чередой классов, проходя по которому, можно услышать голос учительницы, которая спрашивает у первоклашек: — Ну, ребята, сколько у лошади ног? Пятнадцать? — Не-ет! — отвечает ей хор тоненьких голосов. — Тогда, наверное, двенадцать? — Не двенадцать! И так, постепенно уменьшая количество ног, учительница доходит, наконец, до правильного ответа. — Четыре? — Не-ет! — отвечают малыши с воодушевлением. В этот момент, приложив ухо к двери, я наверняка услышал бы вздох этой несчастной молодой учительницы, так верившей в свой метод и вдруг обнаружившей, что с его помощью она окончательно запутала малышей. Нет ни одного учителя, у которого не было бы своего особого метода. Старик Пальяни, например, когда ему предстояло объяснять, что Земля вертится вокруг Солнца, приходил в школу с апельсином и свечкой. — Вот это, — говорил он ученикам, держа в руках апельсин, — Земля, а это, — показывая свечку, — Солнце. Потом он закрывал дверь, занавешивал окна и начинал водить апельсином вокруг чуть пробивающегося сквозь темноту огонька свечи. Делал он это так вдохновенно, как будто и впрямь верил, что апельсин был планетой. Его ученики же в это ни капельки не верили: они не видели ничего, кроме старого полусумасшедшего учителя, который крутил апельсин вокруг свечи. И пока он старался, они так же старательно надували щеки и стреляли в него через трубочки маленькими бумажными шариками. А самые отважные индейцы, подползая в темноте к учительскому столу, опрокидывали чернильницу на журнал в надежде (как правило, степень отваги в мальчишке зависит от количества двоек в журнале), что чернила навсегда скроют их плохие оценки. Когда эксперимент заканчивался и класс приобретал привычный вид, Пальяни спрашивал: — 3 —
|