|
«Я получил Ваше письмо. (То, где Вы требуете, чтобы м<исте>р Хайд появился.) Я перечитал его много раз… Да, нужно сказать. У меня есть то, что меня глубоко мучает перед Вами. Я знал женщин… несколько раз в моей жизни. В последний раз это было этой весной через несколько дней после моих первых писем к Вам; это началось быстро, продолжалось десять дней… В это время я написал Вам то позорное, оскорбительное стихотворение[37]. Эта любовь кончилась быстро, — отъездом из Парижа[38]. И именно в тот же день я получил то Ваше последнее письмо, где Вы писали о том, что Вы приходили ко мне. Да. И я слыхал Ваш стук, когда Вы приходили, я был дома и не отпер. Я тогда и не знал, кто это был. Тогда вечером я пришел к Вам. И вот почему после я не приходил. Разделение линий ума и сердца — это полное безусловное разделение чувства и чувственности. Когда я бываю с Вами и Вы видите д<окто>ра Джикля, во мне не бывает ни капли чувственности. Поэтому Вы обманчиво принимаете меня за ребенка… Но в моей жизни бывают часы и дни, когда приходит чувственность, когда она приходит, облеченная чувством и всеми цветами страсти. Но когда она приходит совсем одна, нагая холодная, то чувствуешь себя опоганенным, зараженным, и не смеешь смотреть в глаза людям. Каждый борется наедине со своим полом. Я думал, что это случайность, что они наконец соединятся во мне в одном цветке, но теперь я знаю, что я исключение, урод и что они никогда в жизни не сольются и не станут святыми… Вот мой мистер Хайд и моя вина перед Вами… Иногда в моей душе живет глубокая смута и отчаянье. Когда их нет — я их никогда не вспоминаю. Милая, дорогая Маргарита Васильевна, я думал, что я не должен говорить об этом, что я не должен никогда причинять Вам боли, что Вы никогда не должны знать, что у меня было в промежутке между нашими письмами, но теперь я вижу, что я должен принести Вам эту боль… Вот… Я не буду писать Вам до тех пор, пока не получу от Вас ответа на это письмо… А может, Вы и совсем не ответите…»[39]. Ожидая в душевном смятении отклика на эти признания[40], Волошин с новой силой осознал неизбывность своего внутреннего раздвоения на Джекила и Хайда — раздвоения между Маргаритой-Джекилом и Вайолет-Хайдом, между возвышенной влюбленностью и земной страстью. 9 июля он записал: «Томление беспредельное. Днем огненная греза об В<айоле>т <…> И они обе живут во мне, и я могу примирить, допустить М<аргариту> при W<iolet>, но при М<аргарите> В<асильевне> не допускаю Wiolet»; 10 июля: «… эти дни образ и память Вайолет перебивают и смешиваются с М. В. в моем одиночестве»[41]. — 12 —
|