Триумф бессознательного. Сборник эссе

Традиционное европейское образование (а Жаботинский учился в гимназии, которая такое образование давала) не учит развивать интуицию и целостное видение и ориентироваться на них, оно все адресовано формальному логическому анализу, основано на бухгалтерском отношении к миру, который должен быть строго упорядочен и приведен в систему. И учителя, которые, за некоторым исключением, нацелены на формирование этого системного мышления не могли принять человека с такими установками, как у Жаботинского. Несоответствие между его очевидными способностями и нежеланием становиться «первым учеником» (он прямо написал об этом нежелании) должно было их очень раздражать и фрустрировать. Именно такую школу и бросил Жаботинский.

«Почему я раздражаю людей, даже единомышленников,?…» – спрашивает Жаботинский. Дело не в том, что человек говорит, дело в том, кто говорит. Есть очень много людей, которые сами далеки от гармонии и их ущемляет и унижает гармоничность других – и тогда никакое совпадение идеологических позиций не помогает. Подозреваю, что в неприятии Жаботинского многими лидерами ишува, включая самых знаменитых, этот механизм был решающим, а обвинения в фашизме и пр. – демагогическим приемом. Таких людей ущемляет уже то, что люди типа Жаботинского не стремятся к власти и самоутверждению за счет других, а вполне довольствуются самореализацией в деятельности.

Что было причиной отсутствия еврейской самоидентификации у юного Жаботинского? Откуда шло это инстинктивное отгораживание от местечкового ашкеназийского еврейства, к которому он принадлежал во всех поколениях? Дело в том, что ему не было свойственно «как бы извинение за свое существование». Не было унизительного поведения заискивания перед гоями, одновременно с враждебностью и презрением к ним. Такое сочетание дисгармонично, оно унижает личность. Жаботинскому это все было невыносимо, и отсюда – определенное предпочтение литовских евреев, которые вели себя с достоинством и отстранялись от не‑еврейского сообщества как от безразличного им. У них был свой самодостаточный мир, в который они были вписаны без чувства ущербности.

Неудивительно также, что такой интегрированный и спонтаный в своем поведении человек, такой легкий, активный, свободный, чувствовал себя своим среди итальянцев.