|
Сейчас они продаются в любой аптеке, но во времена моего детства было не так. Приготовить их стоило большого труда. Мама делала горчичники рядом с моей кроватью, на спиртовке, и я волей-неволей успевал подготовиться к ожидавшей меня пытке, представить ее, так сказать, во всех подробностях. Сначала в кастрюльке кипятили льняное семя. Получалась густая каша — меня мутило уже от одного ее приторного запаха. Потом кашу остужали, но не слишком, и перекладывали в марлечку. Получалась лепешка; ее температуру полагалось измерять градусником. Но мама просто трогала ее рукой — точь-в — точь прачка, когда она, быстро дотрагиваясь до утюга, проверяет, не слишком ли он перегрелся. Каждые полминуты мама прикасалась к лепешке тыльной стороной ладони и наконец говорила: «Ну все. Готово». А для меня все только начиналось. Я всегда страшно боялся обжечься и думал: как нетерпелива мама, как она спешит!.. Ну, конечно, лепешка была как огонь! По крайней мере, мне так казалось. К тому же мамины руки привычны к горячему, не то, что моя спина или грудь. Я вертелся в кровати, пытаясь убедиться, что все в порядке. В это время мама посыпала лепешку сухой горчицей — а уж горчица пахла так резко, так кисло, так отвратительно, что и сейчас, стоит вспомнить, я ощущаю этот запах! Горчица должна была щипать как следует — для того ее и нагревали, чтобы кожа после горчичника становилась красная, как огонь. И вдобавок и сам, своими руками, должен был задрать ночную рубашку до подбородка. Жуткий миг! Но, шлеп! — и безжалостная рука припечатывала горчичник к моей груди. Я хныкал: «Жжется!.. Жжется!..», но не слишком усердствовал, чтобы не лишить себя того, что бывало потом; а то, что бывало потом, вознаграждало за все. Это была какая-нибудь сказка. Мама рассказывала ее, чтобы отвлечь меня от горчичника, который щипался и жегся — чем дальше, тем сильней. Сказка состояла из нескольких частей — когда очередная часть шла к развязке, горчичник уже припекал по-настоящему, и не было никакой мочи терпеть; тогда мама приподнимала его за краешек и убеждалась, что я уже красный, как рак. Она осторожно снимала с меня эту лепешку, и всякий раз мне казалось, что вместе с горчичником слезает и кожа, но до этого, конечно, не доходило. Мама проворно стряхивала прилипшие ко мне комочки горчицы и обтирала меня мягкой фланелькой — какое наслаждение для моей горевшей груди! Так что после долгих приготовлений, после мучительного ожидания мне предстояло лучшее из удовольствий — мамин рассказ; и радостно было думать о завтрашнем горчичнике — ведь он обещал его продолжение. — 2 —
|