|
О жизни матери Фрейда в Вене и Ишле, где она, по обыкновению, проводила каждое лето и наслаждалась игрой в карты в такой час, когда большинство старых леди уже лежат в постели, автор книги сохранил множество личных воспоминаний. Мэр Ишля всегда поздравлял ее с днем рождения (который, впрочем, совпадал с днем рождения императора) церемонным букетом цветов, однако в день ее 80-летия он шутливо объявил, что отныне его полуофициальные визиты будут иметь место лишь раз в десять лет. Когда ей исполнилось 90, она отвергла предложенную в подарок великолепную шаль, сказав, что в ней она будет «выглядеть слишком старо». В 95, за шесть недель до смерти, фотография матери появилась в газете; ее комментарий был следующим: «Снимок плохой; на нем мне дашь все 100 лет». Для молодого посетителя весьма необычно звучало ее обращение к великому учителю как «мой золотой Зиги», однако известно, что тесная привязанность друг к другу существовала между ними на протяжении всей жизни. В молодости она была стройной и привлекательной, а присущие ей живость, веселость и острый ум она сохранила до конца своих дней. Мать родилась в г. Броды на северо-востоке Галиции, неподалеку от русской границы. Часть своего детства она провела в Одессе, где обосновались два ее брата. Родители переехали в Вену в то время, когда она была еще ребенком, но у нее остались яркие воспоминания о революции 1848 года и картина, изрешеченная пулями. Она вышла замуж в 20 лет, а через год родила своего первенца Зигмунда, следом за ним появились на свет еще пять дочерей и два сына: Юлиус, умерший восьмимесячным; Анна, родившаяся, когда Фрейду было 2,5 года, Роза, Мария (Мици), Адольфина (Дольфи), Паула, Александр, который был ровно на 10 лет младше Зигмунда. Повзрослев, все обзавелись собственными семьями, за исключением одной дочери, Адольфины, которая осталась со своей матерью. От отца Фрейд унаследовал чувство юмора, проницательно трезвый скептицизм, привычку формулировать мораль, рассказывая какой-либо еврейский анекдот, либерализм, свободу мысли и, возможно, чрезмерную любовь к жене. От матери, по его словам, к нему перешла «сентиментальность». Это слово, еще более двусмысленное на немецком, вероятно, следует понимать в отношении его темперамента, со всеми теми страстными чувствами, на которые он был способен. Его интеллект являлся исключительно его собственной заслугой. Как ни странно, но Фрейд упоминает лишь об одном дяде из пяти — по имени Иосиф. Это имя играло определенную роль в его жизни. Свои студенческие годы (1875–1883) он провел на улице Кайзера Иосифа в Вене, Иосиф Панес («мой друг Иосиф» в «Толковании сновидений») был его другом, коллегой и преемником в Институте физиологии, Йозеф[8] Брейер в течение многих лет был его учителем, который вел его по пути к психоанализу. А Йозеф Поппер-Линкеус ближе всех подошел к предвосхищению теории сновидений Фрейда. Однако прежде всего библейский Иосиф как великий толкователь сновидений был той фигурой, за которой Фрейд часто скрывал свое Я в сновидениях. — 14 —
|