|
-- Что же вы смеетесь? Почему вы так странно принимаете мое предложение? -- Да ведь "наши"-то, то есть мои институтские подруги, тогда совсем провалятся со своим пророчеством? Поймите... У нас в каждом классе подруги сообща решали, кто первый, кто второй по красоте... Я числилась только девятой. Вот они и были уверены, что первая по красоте выйдет замуж раньше других, затем вторая и так далее, следовательно, я должна была выйти замуж девятой, -- и вдруг я первая. -- Как! Они вас ставили только девятой по красоте? Это служит лучшим доказательством того, что женщина не может судить о красоте другой женщины... Вы всегда и везде будете первой красавицей! -- Вы не можете этого знать!.. Вы не видали моих подруг! -- Нет, я знаю... Вы самая лучшая, самая красивая, самая прелестная на всем земном шаре! -- Вы просто льстите мне! -- говорю я ему, а сама до смерти рада, что он так расхваливает меня, что он говорит мне такие приятные комплименты. -- А теперь прошу вас об одном, -- сказал Николай Григорьевич. -- Ни одного слова не говорите вашим родителям- и решительно никому о моем предложении. Скажу вам только одно: что я очень, очень счастлив... в высшей степени доволен, что вы согласились на мое условие. Не раздумаете? Нет? Ну, так по рукам. Я и тут, ни о чем не думая, подала ему руку, точно соглашалась идти с ним на тур вальса. -- Теперь вы моя невеста! Настоящая невеста, хотя и тайная. Помните, -- нужно крепко держать слово... хранить тайну до гробовой доски. -- Я прекрасно это понимаю, только и вы помните, что должны устроить блестящий бал с настоящими кавалерами, а то мне до смерти надоели танцы "шерочки с машерочкой", -- ведь у нас в институте подруга с подругой танцуют... Пусть бы скорее наступал этот бал,-- говорила я ему, уже совершенно не конфузясь его, не понимая всей наивности, всего непроходимого легкомыслия своего тогдашнего поведения. Только уже после замужества я начала сознавать все это и, бывало, спрашивала мужа, как он посмотрел тогда на то, что я не только тотчас же согласилась на его предложение, но даже торопила его свадьбой... Не показалась ли я ему слишком наглой, не подумал ли он тогда обо мне, что я слишком нетерпеливо стремилась к замужеству? Но он в таких случаях всегда отвечал мне..." Но матушка не передала нам ответа отца; она вдруг сразу сконфузилась, опустила голову и, улыбаясь счастливою улыбкой, густо покраснела. Несмотря на то что в то время, когда она нам рассказывала этот эпизод своей жизни, ей было уже под пятьдесят лет, она вполне сохранила какую-то целомудренную девичью застенчивость, и при ней никогда никто не смел рассказывать ни о чем двусмысленном и игриво-пошлом, не выносила она и разговоров об адюльтерах с пикантными приключениями,-- даже намеки на эти вещи до глубокой старости вызывали густую краску стыда на ее щеки. — 8 —
|