|
Конечно, я первым делом обратился к Новому Завету. Я увидел, что самые высокие естественные ценности разрешены нам лишь до тех пор, пока они не мешают служить Богу. Если же мешают, приходится жертвовать и глазом, органом чувств (Мф. 5:29), и полом (Мф. 19:12). Отсюда я вывел, что жизнь урезанная, убогая по мирскому счету никак не препятствует спасению, более того — ведет к нему. Еще сильнее на меня подействовали слова о ненависти к отцу и матери (Лк. 14:26) и то, что Спаситель явно ставит невысоко даже Свою естественную связь с Божьей Матерью (Мф. 12:48). Я считал несомненным, что для всякого нормального человека важнее быть хорошим сыном, чем хорошим критиком, и что слова о естественной привязанности тем более относятся к культуре. Хуже всего оказался текст из Послания к Филиппийцам (3:8–9), где праведность по иудейскому закону названа сором; а уж она-то, казалось бы, важнее для духовной жизни, чем культура. Кроме того, я нашел немало предостережений, возбраняющих нам какое бы то ни было превосходство. Мы должны стать как дети (Мф. 18:3), не называться учителями (Мф. 23:8), бояться, чтобы все люди говорили о нас хорошо (Лк. 6:26). Апостол напоминает нам (1 Кор. 1:26), что среди призванных не много «мудрых в веке сем» (мне кажется, это именно интеллектуалы), и говорит, что мы должны стать дураками в глазах мира, прежде чем обретем истинную мудрость (1 Кор. 3:18). Текстов, которые можно истолковать в защиту культуры, я нашел немного. Я пытался доказать себе, что мирская мудрость воплощена в волхвах; что таланты в притче включают и таланты в привычном для нас смысле слова; что наслаждение красотой освящено восхвалением лилий. Какая-то польза науки выводится из слов апостола Павла (Рим. 1:20). Однако я сильно сомневался, относится ли его призыв «Не будьте дети умом» (1 Кор. 14:20) к тому, что мы назвали бы культурой. В общем, Новый Завет оказался если не враждебным, то уж несомненно безразличным к культуре. Мне кажется, после него мы еще можем считать культуру невинной, но я не думаю, чтобы он помог нам считать ее важной. И все-таки она, может быть, важна — ведь не все на свете вошло в Новый Завет. Подумав об этом, я обратился к другим книгам. Выбирал я их без системы — не нарочно, а по невежеству. Я стал читать тех, кого знал. Из великих язычников Аристотель — на стороне культуры, Платон отрицает всякую культуру, которая не ведет хотя бы косвенно к умному постижению добра или к общественной пользе. Джойса и Лоуренса изгнали бы из его государства. Будда, по-видимому, против культуры, но тут я не берусь судить. — 2 —
|