Белые одежды

Глава 1

Царь магов.

«В восьмом месяце, во второй год Дария, было слово Господне к Захарии, сыну Варахиину, сыну Аддову, пророку» (Зах. 1:1). Этого слова Господня, данного через Захарию во второй год царствования Персидского царя Дария, пришедшегося на 520 год до х. э., иудеи ждали уже давно. Ибо на протяжении последних лет практически вся необъятная территория Мидо-Персидской империи, куда входила и Иудея, была погружена в кровавую гражданскую войну. Войну, в которой со всей очевидностью проявились темные силы зла, мечтающие об отмене либеральной религиозной политики Кира, давшего иудеям право вернуться на родину и восстановить храм. Войну, в которой участвовали маги. Итак, в 522 году умирает сын Кира персидский монарх Камбиз, прославившийся своей жестокостью и сумасбродством. [Walser G. Der Tod des Kambyses. // Historia. Hft., 1984. P. 8]. Незадолго до его смерти, последовавшей по пути из Египта в Персию, еще при его жизни, произошел переворот, в результате которого к власти пришел маг Гаумата, выдавший себя за чудом спасенного младшего сына Кира Смердиса (Бардию), которого на самом деле за несколько лет до этого убил кровожадный Камбиз. [Дандамаев М. А. Политическая история Ахеменидской державы. М.: Наука, 1985. С. 64—65]. Последний крайне боялся потерять власть, и зная одновременно с этим, что им недоволен народ, а также силу своего брата, решился на его убийство, на которое также его подтолкнул сон, в котором он увидел, что Смердис стал царём. Камбиз же был очень суеверным человеком, особенно в последние годы своей жизни, когда его нервная система окончательно расшаталась и он не мог периодами просто сдерживать приступы бешенства, во время которого он убил свою жену, друзей, вскрывал и осквернял древние гробницы. Однажды, находясь в таком исступлении, он, обращаясь к своим приближенным, и, в частности, к другу Прексаспу, воскликнул: «„Стало быть, персы считают меня пьяницей и безумцем? … говорят ли персы правду или сами лишились рассудка?! Если я попаду стрелой в самое сердце твоего сына, который стоит там перед дверьми, то ясно, что речь персов — вздор. Если же я промахнусь, то, значит, персы говорят правду и я не в своем уме“. С этими словами царь натянул свой лук и пустил стрелу в мальчика. И когда тот упал, то приказал рассечь его тело и осмотреть рану. Стрелу нашли в сердце, и Камбиз со смехом и радостью обратился к отцу мальчика: „Прексасп! Тебе ясно теперь, что я не безумец, а вот персы — не в своем уме. Скажи-ка мне, видал ли ты на свете еще такого прекрасного стрелка, как я?“ Прексасп же, видя, что перед ним безумец, и в страхе за свою участь, сказал: „Владыка! Я думаю, что даже сам бог не может так хорошо стрелять, как ты!“». [Геродот. История. М.: Ладомир АСТ, 1999. Книга 3. 34, 35. С. 184—185]. И вот этому самому Прексаспу он отдает приказ тайно убить своего брата Смердиса. Камбиз не знал, какова будет реакция его окружения и народа на братоубийство, и потому под страхом лютой смерти повелел никому о нем не говорить. Таким образом, об этом убийстве было известно лишь самому Камбизу, Прексаспу и магу Патизейту, который был смотрителем дворца. [Wieseh?fer J. Der Aufstand Gaumatas und die Auf?nge Dareios’ I. Bonn, 1978. P. 49—50]. «Этот-то человек и поднял восстание, хорошо зная, что кончину Смердиса держат в тайне и что в Персии об этом известно лишь немногим, большинство же считает, что Смердис жив. На этом-то маг и построил свой замысел захватить царскую власть. Был у него брат, по внешности очень похожий на Смердиса, убитого по приказанию своего брата Камбиза. А был он не только похож на Смердиса, но даже и имя его было Смердис. Этого-то человека, своего брата, маг Патизаф убедил, что все для него устроит, и сесть на престол пригласил. А посадив брата на престол, Патизаф разослал глашатаев по разным областям персидской державы, а также к войску в Египет с вестью, что отныне надлежит повиноваться Смердису, сыну Кира, а не Камбизу». [Геродот. Указ. соч. Книга 3, 61. С. 195]. Это известие, как гром среди ясного неба, застает Камбиза в Египте. Он спешно разворачивает войска из страны на Ниле походом на Персию, но по пути в Дамаске умирает. Воцарение Смердиса было встречено в стране положительно, ибо она устала от сумасбродств и жестокостей Камбиза. К 1 июля 522 года Гаумата (Смердис у Геродота) получил всеобщее признание и стал царем державы Кира и Камбиза. [Дандамаев. Указ. соч. С. 71]. Что же это были за братья маги, захватившие теперь власть в необъятной империи? Для того, чтобы разобраться в этом, необходимо вспомнить, что империя Кира складывалась из двух основных составляющих: Мидии и Персии. Мидия была древним царством, разрушившим в своё время совместно с Вавилоном Ассирию. [Саггс Г. Вавилоняне. М.: Гранд, 2005. С. 218]. Кстати, жена знаменитого царя Навуходоносора была мидийская царевна Никотрида. [Садаев Д. Ч. История Древней Ассирии. М.: Наука, 1979. С. 159]. Входила в состав Мидийского царства и Персия, бывшая тогда небольшим княжеством. [Дандамаев. Указ. соч. С. 14]. «Однако благодаря своему правителю Киру, приходящемуся внуком мидийскому царю, Персия выходит в ряд передовых держав того мира и покоряет своих недавних хозяев — мидийцев, кстати, не без помощи многих из них. Впрочем, покорение более походило на воссоединение двух народов в одну державу, которая и получила название Мидо-Персии. Так Кир «объявил себя самого царем Мидии, наряду с прежним своим титулом царя Персии. Персия и Мидия вместе противопоставляются „другим покоренным странам“ еще во многих надписях времен правления Дария I». [Дьяконов И. М. История Мидии. М.-Л.: И-во АН СССР, 1956. С. 422]. Кир принимает так же официальный титул мидийских царей — «великий царь, царь царей, царь света». Персы перенимают также мидийскую систему государственного управления. [Дандамаев. Указ. соч. С. 18]. «Греки, иудеи, египтяне и другие народы древности рассматривали захват Мидии как передачу престола по наследству от Астиага к Киру, и называли персов „мидийцами“, считая историю персов продолжением мидийской. [Meyer E. Geschichte des Altertums. Stuttgart, 1939. V. 3. P. 24]. По этой же причине эллины называли Греко-персидские войны мидийскими». [Геродот. Книга 1, 206; Книга IV, 197; Диодор Сицилийский. Книга IX, 31; Solmsen F. Inscriptiones Graecas ad illustraudas dialectas selectae. Lipsiae, 1903. P. 6; Доватур А. Повествовательный и научный стиль Геродота. Л., 1957. С. 81]. Но хотя между этими странами существовало нечто личной унии, перевес в управлении империей становился все более и более на сторону персов. Эта ситуация была предсказана еще в Библии, где в книге пророка Даниила предсказывалось не только падение Вавилона и создание вместо него Мидо-Персидской державы (Дан 2:38—39), но и то, что сама Мидо-Персия будет представлять собой символического медведя, у которого одна сторона перевешивает другую (Дан. 7:5). И действительно этот перевес персов все более и более ощущался гордыми мидянами. «Положение мидийского народа при Ахеменидах резко ухудшилось, и он проявлял сильное недовольство». [Дьяконов. Указ. соч. С. 424]. Между тем сам же мидийский народ состоял из шести основных племен. Одним из этих племен было племя магов. [Дьяконов. Указ. соч. С. 146, 148]. Это было особое жреческое племя, из которого происходили священнослужители не только у мидян, но и персов. [Бойс М. Зороастризм. Верования и обычаи. СПб.: Петербургское востоковедение, 1994. С. 65]. Эти маги «жрецы заняли выдающееся положение еще задолго до персидского времени. Маги решающим образом вмешивались в политику мидян и в качестве религиозных руководителей народа [весьма] упрочили свое положение». [Иллюстрированная история религий. // Под ред. А. П. Шантепи де ля Соссей. В 2 т. М., 1992. Т. 2. С. 147]. Древнейшая религия, которую исповедовали мидяне, и в честь которой отправляли службы маги, основывалась на вере в зловещих дэвов. [Hertel J. Die Achaemeniden und Kayaniden. Indo-Iranishe Quellen und Forschungen, V. Leipzig, 1924]. «Дэвы — злые духи, великаны, покрытые шерстью, с огромными когтями на руках и ногах, ужасными лицами. Дэвы живут в своих логовищах (дэвлох), в диких, труднодоступных местах или внутри гор, на дне озер, в недрах земли. Дэвы ненавидят людей, убивают их или держат в темницах в своих жилищах и пожирают каждый день по два человека — на обед и на ужин. Они бесчувственны к мольбам пленников и на заклятия именем бога отвечают богохульствами». [Гладкий В. Д. Древний мир. Энциклопедический словарь. В 2 т. Донецк: Отечество, 1996. Т. 1. С. 226]. Зловещей особенностью этого культа были человеческие жертвоприношения, приносимые подземным дэвам. Причем людей, а это были, как правило, юноши, девушки, или же вообще дети, закапывали в землю живыми. [Геродот. Указ. соч. Книга 7, 114; Дьяконов. Указ. соч. С. 396—397]. С помощью этих жертв, как учили маги, якобы, задабривались дэвы. Оккультизм, магия так же были неотъемлемой частью этого культа. Весьма необычным был и обряд погребения. Покойных клали на открытых местах с тем, чтобы их съедали дикие животные. Иногда же для этого держали вообще голодных собак, которых затем спускали на тела мертвецов. [Дьяконов. Указ. соч. С. 395]. Одним из центральных пунктов учения магов была вера в бессмертие души и культ умерших предков, которые, как они утверждали, оказывают влияние на жизнь людей, живущих на земле. [Дьяконов. Указ. соч. С. 394]. В правление Кира в Мидо-Персии стал утверждаться зороастризм, религия, как уже указывалось в наших предыдущих работах [Опарин А. А. Проклятые сокровища. Археологическое исследование книг Руфь и Есфирь. Харьков, 2002. С. 68—77], основывающаяся и построенная на принципах, близких к библейским, и формировавшаяся, безусловно, под влиянием Св. Писания! Но этого, конечно же, не могли стерпеть маги, начавшие активное сопротивление распространяющемуся зороастризму. [Бойс. Указ. соч. С. 65]. И вот теперь, когда Мидо-Персия страдала от деспотизма Камбиза, маги не могли не воспользоваться столь удобным для них случаем, чтобы взять реванш. За переворотом Лжесмердиса стояла, с одной стороны, мидийская знать, стремящаяся восстановить свою гегемонию над персами, вернув Мидии первостепенную роль [Nyberg H. S. Die Religionen des alten Iran. Liepzig, 1938. P. 375, 395; Gray G. B. The foundation and extension of the Persian Empire — The Cambridge Ancient History. Vol IV. Cambridge, 1969. P. 1; Niebuhr M. Vortr?ge ?ber alte Geschichte. Bd. I. Berlin, 1847. P. 156; Pra?ek J. V. Geschichte der Meder und Perser. Bd. 1—2. Gotha, 1906—1910. V. I. P. 261], с другой стороны, и это было особенно важно для дальнейшей духовной истории народов земли, переворот Лжесмердиса пытался установить теократическую власть мидийских магов. [Иллюстрированная история религий. // Под ред. А. П. Шантепи де ля Соссей. В 2 т. М., 1992. Т. 2. С. 147; Widengren G. Uber einige Probleme in der altpersichen Geschichte. — Festschrift f?r Leo Brandt. K?ln — Opladen, 1968. P. 532; Lunge P. J. Darius I. K?nig der Persiens. Lipzig, 1944. P. 43; Rawlinson G. The History of Herodotus. Vol. 1—4. London, 1875—1880. V. 2. P. 549—553]. Вскоре для укрепления своей власти, опасаясь оставаться в Персии, Лжесмердис переезжает в Мидию, перенеся туда и столицу царства и готовясь к дальнейшим преобразованиям, продиктованным, как уже указывалось, интересами Мидии, а главное, жрецов дэвов. [Duncker. Ibid. V. 2. P. 553—816; Praser. Ibid. V. 1. P. 265; K?nig F. W. Der falsche Bardija; Dareios der Grosse und L?denk?nige. Wien, 1938. P. 196]. Зловещая религия магов, казалось, восторжествовала. Казалось, библейское пророчество Даниила о медведе, у которого преобладала «персидская сторона», не исполнилось. Казалось, что и восстановление Иерусалимского храма откладывается на неизвестные времена, а то и, вероятнее всего, будет вовсе запрещено. Ибо у мага спирита Лжесмердиса самарянам, врагам иудеев, ничего не стоило добиться указа о запрещении строительства храма. «А когда царствовал Лже-Смердис (названный в Ездр. 4:7), самаряне уговорили беспринципного самозванца издать указ, запрещающий иудеям строить храм и город. Больше года храм оставался в запустении и был почти забыт». [Уайт Е. Цари и пророки. Заокский: Источник жизни, 1994. С. 354—355]. Эта инициатива самарян была, безусловно, по сердцу и самому Лжесмердису, представителю древней жреческой касты, поклоняющейся зловещим дэвам, что, безусловно, прекрасно знали и в Иудее. Как знали там и то, что законы мидян и персов не подлежат изменению или отмене. И потому по-человечески шансов на восстановление Иерусалимского храма практически не осталось. Но Бог никогда не оставлял Свой народ. И религия кровожадных дэвов не должна была заслонить Евангельскую весть о Боге любви и милосердия, весть спасения, которую Бог в те дни нес через иудейский народ… Итак, воцарение мага Лжесмердиса, хорошо встреченное в народе, было не по душе персам и особенно персидской знати, понимающей, что с его воцарением они потеряли то первенствующее положение в империи, которое занимали еще совсем недавно. Поэтому они начинают искать удобный случай для низвержения Лжесмердиса, которого, впрочем, тогда все почитали за истинного сына Кира. «На восьмой месяц обман открылся вот каким образом. Отан, сын Фарнаспа, по роду и богатству был одним из самых выдающихся людей в Персии. Этот Отан первым заподозрил мага, что тот вовсе не Киров сын Смердис. Об этом Отан заключил из того, что маг никогда не выходил из царского дворца и не призывал пред свои очи никого из знатных персов. А заподозрив мага, Отан поступил вот как. Дочь его, по имени Федима, была супругой Камбиса, и теперь, как и все остальные жены Камбиса, стала супругой Смердиса. Так вот, Отан послал к этой своей дочери спросить, кто теперь ее супруг, с которым она делит ложе, Киров ли сын Смердис или кто другой. Дочь велела передать в ответ, что не знает: она ведь никогда раньше не видала Кирова сына Смердиса и ей неизвестно, кто ее теперешний супруг. Тогда Отан вторично послал к ней со словами: „Если ты сама не знаешь Смердиса, сына Кира, то спроси Атоссу, кто ее и твой муж. Ведь она-то уж непременно должна знать своего собственного брата“. На это дочь велела передать вот что: „Я не могу спросить Атоссу и вообще не вижу ни одной из других царских жен. Ведь этот человек — кто бы он ни был — сразу же по вступлении на престол отделил нас одну от другой“. Когда Отан услыхал этот ответ, его подозрения стали все более усиливаться. Он послал тогда дочери третье поручение, гласившее вот что: „Дочь моя! Ты — благородного происхождения и должна решиться поэтому на опасное дело, которое поручает тебе ныне отец. Ведь если это не Смердис, сын Кира, а тот, кем я его считаю, то он дорого заплатит за то, что делит с тобой ложе и властвует над персами. Он не должен остаться безнаказанным. Поэтому сделай так. Когда он взойдет к тебе на ложе и ты заметишь, что он уже заснул, то ощупай его уши. Если у него окажутся уши, считай, что делишь ложе со Смердисом, сыном Кира; если же нет, то — с магом Смердисом“. В ответ Федима велела передать, что подвергнется великой опасности, если сделает это. Ведь если у ее мужа действительно нет ушей и он поймает ее при ощупывании, то наверное казнит. Тем не менее она все-таки сделает это. Итак, она обещала отцу выполнить это поручение. А этому магу Смердису царь Камбис, сын Кира, велел отрезать уши за какую-то немалую вину. Так вот, эта Федима, дочь Отана, исполнила все, как обещала отцу. Когда наступил ее черед идти к магу (ведь у персов жены поочередно посещают своего супруга), Федима пришла, чтобы разделить с ним ложе. А когда маг погрузился в глубокий сон, она ощупала его уши. Тогда Федима легко убедилась, что у мужа нет ушей, и лишь только наступил день, она послала к отцу сообщить об этом. Отан же пригласил к себе Аспафина и Гобрия, знатных персов, самых преданных своих друзей, и поведал им все. А те сами уже подозревали, что это так, но теперь, после сообщения Отана, всецело убедились. И они решили, что каждый из них привлечет к их союзу еще одного перса, которому особенно доверяет. Так, Отан привлек Интафрена, Гобрий — Мегабиза, Аспафин — Гидарна. Когда их стало шестеро, то прибыл в Сусы из Персии Дарий, сын Гистаспа (ведь отец его был правителем Персии). Так вот, по прибытии Дария шестеро персов решили принять в сообщники и его. А эти семеро, собравшись, заключили клятвенный союз и держали совет. Когда пришла очередь Дарию высказать свое мнение, он сказал им вот что: „Я думал, что, кроме меня, никому не известно, что у нас теперь царем маг, а Киров сын Смердис мертв. И только ради того я так быстро и приехал в Сусы, чтобы вызвать вас на борьбу с магом. А так как я вижу теперь, что и вам, а не мне одному только известно об обмане, то предлагаю немедленно приступить к делу. Промедление смерти подобно!“ На это Отан ответил: „Сын Гистаспа! Отец твой — доблестный муж. И ты несомненно нисколько не уступаешь ему доблестью. Однако не торопись так безрассудно с нашим делом, но приступай к нему более осмотрительно. Сначала нас должно быть больше, а затем уже следует браться за дело“. Дарий возразил на это: „Господа здесь присутствующие! Если вы примете совет Отана, то знайте, что вам предстоит жалкая гибель. Ведь кто-нибудь непременно донесет магу, чтобы получить выгоду себе одному. Лучше всего, конечно, чтобы вам тотчас действовать на свой страх и риск. Но раз уж вы решили набрать еще сообщников и доверились мне, то давайте совершим это дело сегодня. Иначе знайте: если мы упустим сегодняшний день, то я сам пойду к магу с доносом на вас, чтобы никто другой не успел упредить меня“. Отан, видя такую горячность Дария, отвечал на это: „Если уж ты вынуждаешь нас спешить, не оставляя времени на размышление, то скажи, как нам проникнуть во дворец и напасть на магов? Ты знаешь, конечно, что там расставлена стража, и если ты сам ее не видел, то слышал об этом. Как же мы минуем ее?“ Дарий же отвечал ему так: „Отан! На многое можно дать ответ не словами, а делом. Об ином же можно рассуждать, но за словами не следует никакого славного деяния. Вы прекрасно знаете, что вовсе не трудно миновать стражу. Ведь никто не станет задерживать столь знатных людей либо из почтения к ним, либо из страха. Затем у меня есть самый благовидный предлог, под которым мы и пройдем: я скажу, что только что прибыл из Персии и желаю передать известие от отца. Где ложь неизбежна, там смело нужно лгать. Ведь лжем ли мы или говорим правду — добиваемся одной цели — [выгоды]. Одни, правда, лгут, желая убедить ложью и [затем] извлечь для себя выгоду, так же как другие говорят правду, чтобы этим также приобрести корысть и заслужить больше доверия. Таким образом, мы стремимся [в обоих случаях] к одной цели, только разными путями. Если бы мы не искали выгоды, то, конечно, правдивый так же легко стал бы лжецом, как и лжец — правдивым. Итак, привратники, которые добровольно пропустят нас, вскоре получат награду. А кто посмеет противиться нам, с тем мы расправимся, как с врагом. Тогда мы проникнем во дворец и — за дело!“ После этого Гобрий сказал вот что: „Друзья! Когда еще, как не ныне, представится нам такой удобный случай отвоевать власть или погибнуть в тщетной борьбе за нее? Теперь над нами, персами, владыка мидянин, маг, и к тому же безухий. Те из вас, кто стоял при смертном одре Камбиса, без сомнения, помнят, какими проклятиями грозил отходящий царь персам, если они оставят власть в чужих руках. Тогда мы, конечно, не поверили ему, думая, что Камбис говорил это с целью обмануть нас. Поэтому я за то, чтобы принять совет Дария и не расходиться, а прямо с нашего собрания идти против мага“. Так сказал Гобрий, и все согласились с ним. Пока эти [семеро персов] держали совет, случилось вот какое происшествие. Маги решили привлечь на свою сторону Прексаспа, оттого что ему пришлось на себе испытать жестокость Камбиса (царь ведь убил стрелой его сына); кроме того, и потому, что Прексасп был единственным человеком, кто знал о кончине Смердиса, которого он убил своей рукой; и, наконец, потому, что Прексасп пользовался большим уважением у персов. По этой же причине маги послали за ним, назвали его своим „другом“ и связали клятвой строго хранить тайну и не открывать никому обмана, которым они одурачили персов. За это они сулили Прексаспу золотые горы. Получив согласие Прексаспа, маги дали ему второе поручение. Они объявили, что созовут всех персов под стены царского дворца, а он должен с башни заверить народ, что над ним действительно царствует сын Кира, а не кто иной. Маги избрали на это именно Прексаспа, конечно, потому, что персы доверяли ему больше всех и он часто заявлял, что Смердис, сын Кира, жив, решительно отрицая его убиение. Прексасп изъявил свою готовность, и маги, созвав народ, велели ему взойти на башню и [оттуда] обратиться к народу. А Прексасп намеренно позабыл об их приказаниях. Речь свою он начал с [Кирова] родоначальника Ахемена и перечислил всю родословную Кира. Когда же в заключение дошел до Кира, то прославил благодеяния его персидскому народу; а перечислив эти благодеяния, он, наконец, раскрыл всю тайну. До сих пор, по его словам, он молчал обо всем, так как признаться было опасно. А ныне настало время, когда необходимо открыть всю правду. Так вот, Прексасп рассказал, как он по повелению Камбиса сам, своими руками, умертвил Кирова сына, а теперь, по его словам, [над персами] царствуют маги. Затем он призвал страшные проклятия на главы персов, если те не отнимут власть у магов и не отомстят им, и стремглав ринулся с башни. Такова была славная кончина Прексаспа, который всю жизнь прожил как достойный человек. А семь персов между тем решили немедленно напасть на магов. Помолившись богам, они выступили [ко дворцу], еще ничего не ведая об участи Прексаспа. Свернув с дороги, они стали еще раз держать совет. Отан и его сторонники настоятельно советовали отложить дело, пока не утихнет народное волнение. Дарий со своими приверженцами были за немедленное выполнение замысла и против всякой отсрочки. Когда они еще спорили, появилось семь пар ястребов, которые, преследуя две пары коршунов, рвали и терзали их. Увидев это знамение, все семеро приняли совет Дария и направились во дворец, ободренные явлением вещих птиц. Когда семь [заговорщиков] подошли к [дворцовым] воротам, произошло именно то, что ожидал Дарий. Стража почтительно пропустила знатных персов, совершенно не подозревая их намерений. Боги вели их, и никто [из стражи] ни о чем их не спрашивал. Так они проникли во двор, где их встретили евнухи, докладывавшие царю. Евнухи же стали расспрашивать заговорщиков, что им нужно здесь, и, расспрашивая, осыпали бранью привратников, зачем те пропустили их. Дальше идти евнухи запрещали. А заговорщики, подав друг другу знак, выхватили свои кинжалы и пронзили на месте тех, кто им препятствовал. Сами же бегом устремились в мужские покои. А в это время оба мага как раз находились во дворце и совещались о поступке Прексаспа. Так вот, услышав шум и крики евнухов, они бросились назад и, как только поняли, что происходит, взялись за оружие. Один из них второпях схватил лук, а другой — копье, и началась рукопашная схватка. Тот, у кого был лук, не мог пустить его в ход, так как заговорщики были уже слишком близко и теснили их. Другой же защищался копьем и ранил Аспафина в бедро, а Интафрена в глаз. Интафрен лишился глаза, но, впрочем, не умер от раны. Так один из магов ранил двоих персов. Другой же, так как его лук оказался бесполезен, нашел убежище в покое, выходившем на мужскую половину, и хотел запереть за собой дверь. Однако вместе с ним туда успели ворваться двое из семи [заговорщиков] — Дарий и Гобрий. Гобрий схватился с магом, а Дарий стоял около в нерешительности, боясь в темноте поразить Гобрия. А Гобрий, заметив, что Дарий бездействует, закричал, почему тот не наносит удара. Дарий отвечал: „Боюсь, как бы не поразить тебя“. Гобрий возразил на это: „Рази мечом нас обоих!“ Дарий повиновался, нанес удар кинжалом и, по счастью, поразил мага. Умертвив магов, заговорщики отрубили у них головы. Раненых же [товарищей] они оставили на месте, так как те были слишком слабы, а также для охраны дворца. Остальные же пятеро, захватив с собой головы магов, с криком и шумом выскочили из дворца. Затем они созвали прочих персов, объяснили им, что произошло, показывая отрубленные головы, и стали убивать всех магов, попадавшихся на пути. Когда же персы узнали о подвиге семерых и об обмане магов, то не захотели отстать [от заговорщиков]: они выхватили свои кинжалы и бросились убивать всех магов, каких только могли найти; и если бы не наступила ночь, то ни одного мага не осталось бы в живых. Этот день все персы считают величайшим праздничным днем и справляют его весьма торжественно. А зовется у персов этот праздник „избиение магов“. Ни одному магу нельзя в то время показаться на улице, и все они сидят дома». [Геродот. Указ. соч. Книга 3, 68—79. С. 198—204]. Тех, кто еще совсем недавно мнил себя идеологами и хозяевами Мидо-Персидской империи, теперь беспощадно убивали на улицах. Религии дэвов был нанесен смертельный удар. [Henning W. The murder of the Magi—Journal of the Royal Aciatic Society. London, 1944. P. 133—136]. После убийства Лжесмердиса вопрос о престолонаследии стал открытым, ибо прямых наследников трона не было. Тогда, согласно древним персидским традициям, было решено обратиться к жребию, чтобы он указал достойнейшего из числа семи, т. е. тех, кто принимал участие в убийстве магов. [Дандамаев. Указ. соч. С. 81]. «О царской же власти они решили вот что: чей конь первым заржет при восходе солнца, когда они выедут за городские ворота, тот и будет царем. Был у Дария конюх, сметливый парень, по имени Эбар. Этому-то человеку Дарий после собрания сказал вот что: „Эбар, вот как мы решили о царской власти. Чей конь первым заржет при восходе солнца, когда мы поедем верхом, тот и будет царем. Если ты знаешь какое-нибудь хитрое средство, то устрой так, чтобы я, а не кто другой получил [персидский престол]“. Эбар ответил так: „Господин! Если только от этого зависит, быть тебе царем или нет, то соберись с духом и не беспокойся, так как раньше тебя никто не будет царем. Есть у меня такое зелье“. А Дарий сказал ему: „Так, если ты действительно знаешь какое-нибудь хитрое средство, то поспеши и не теряй времени: ведь завтра [рано утром] дело у нас должно решиться“. Услышав это, Эбар сделал вот что. С наступлением ночи он привел за ворота одну из кобылиц, которую жеребец Дария более всего любил, крепко привязал ее и затем подвел к ней жеребца. Много раз он обводил его вокруг кобылицы и наконец пустил покрыть ее. На рассвете все шестеро мужей по уговору сели на коней. Когда они оказались за воротами и приблизились к тому месту, где прошлую ночь была привязана кобылица, конь Дария бросился вперед и заржал. На ясном небе в то же время сверкнула молния и загремели громовые раскаты. Это неожиданное знамение посвятило Дария на царство, словно по предварительному условию. Тогда другие соскочили с коней, пали к ногам Дария и поклонились ему как царю». [Геродот. Указ. соч. Книга 3, 84—86. С. 207]. Но борьба за престол на этом не закончилась. Сразу же после убийства Лжесмердиса против Дария восстали эламитяне и вавилоняне. [Borger R. Die Chronologie des Darius-Deukmals am Behistum — Felsen. — „Nachrichten der Akademie der Wissenschaften in G?ttingen. Philologish-historische klasse“. №3. Gottingen, 1982. P. 113]. Затем разразилось восстание в Маргиане, а потом и в самой Персии. Затем восстали Мидия, Сагартия, Парфия, Гиркания, Ариения. В Вавилоне очередной самозванец провозгласил себя Навуходоносором IV, сыном царя Набонида. [Дандамаев. Указ. соч. С. 85—94]. Словом, вся Мидо-Персидская империя начала трещать по швам. Казалось, вот-вот, и это великое здание, воздвигнутое Киром, рухнет. Но пророчества Даниила гласили, что этому еще не время. Еще не пришел барс, которому будет суждено молниеносно сокрушить и подчинить себе Мидо-Персию. Воистину, понять механизмы всемирной истории невозможно без знания библейских пророчеств и их философии. Между тем, из всех многочисленных регионов персидской державы спокойными и не знавшими войны оставались лишь земли к западу от Евфрата, в том числе и Иудея, с тревогой наблюдавшие за перипетиями гражданской войны. [Galling K. Syrien in der Politin der Achaemeniden bis 448 v. Chr. Leipzig, 1937. P. 25; Eph’al I. Syria—Palestine under Achaemenide rule // Cambridge Ancient History, 1988. V. IV. P. 142—143]. Только к концу 521 года Дарий смог подавить все эти восстания и добился по его собственным словам того «чтобы люди не убивали друг друга, и чтобы каждый был на своем месте, сильный не убивал слабого и не грабил его, и слабый не вредил сильному». В память об окончании этой великой гражданской войны Дарий решает соорудить грандиозный памятник, дошедший до нашего времени. Он представляет собой великолепную надпись, высеченную на 100 метровой (!) высоте на скале в Бехистуне, занимающую площадь 3 х 5,5 метра. [Персы: властители империи. Энциклопедия Исчезнувшие цивилизации. М., 2003. С. 70]. Текст этой надписи, мы специально приводим его и ряд других текстов, несмотря на их довольно значительный размер, чтобы читающий данную книгу мог лучше проникнуться атмосферой того времени, что называется, из первых уст.