— А лучше всего, — говорит она, поливая матрас и какие-то брошенные в кучу тряпки в шкафу, — самодельный напалм. Если есть такая штука, можно спалить все, что угодно. Или коктейль Молотова… — Ты специалистка в этом деле. — У всех свои достижения, — она пожимает плечами. И я понимаю, что она дважды перешла тонкую линию, за которой человек становится либо психом, либо бодхисатвой. Вернее, перешла две разные линии. Первую — когда собиралась убить себя. Вторую — когда убила Муцуми. Теперь альтернатива есть и у нее. О возможности выбора не хочется даже вспоминать. Остатки виски достаются Такэо. — Интересно, а зачем ему нужны были группы? Ну, те люди, которые ему не платили… Акихико, например, и другие, которых ты знала? — Не знаю, — она достает зажигалку, — Мне кажется, что кое в чем Такэо был прав. Ответы порождают только новые вопросы. И, в конце концов, заводят в тупик… Тебе так хочется оказаться в тупике? Главное ты знаешь — плохой парень мертв. Почему он так поступал, что именно он делал — мы с тобой никогда не узнаем. Раз нет объяснения нашей судьбе, пусть не будет объяснения и для него. Он ведь не особенный, верно? — В общем, да. С минуту мы молчим, думая каждый о своем. Это — минута молчания. Это — прощание с тем, что навсегда останется тайной. — Прощайте, придурки, — наконец произносит Юрико и чиркает зажигалкой. Я выхожу на улицу, сажусь в субару и поворачиваю ключ в замке зажигания. Мне вовсе не хочется видеть, как кремируют покойников. Хватит с меня убийств, мозгов, крови, пожаров. От таких вещей быстро устаешь. Если ты не псих и не бодхисатва. Из дома выходит Юрико. В крови и копоти, с пистолетом в руке, на фоне языков пламени. Очень живописно… — Тебе надо умыться, — говорю я, когда она садится рядом, распространяя по салону запах гари. — Поехали. Пока я рулю по городу, она молча смотрит в окно и курит одну сигарету за другой. — Чем ты думаешь заняться? — спрашивает Юрико, глядя на дорогу. А действительно — чем? Будущее — это иллюзия. Так же, как и прошлое… А если вдуматься, то и так же, как настоящее. Но одно я теперь знаю точно: для того, чтобы быть счастливым, мало не делать всякой мелкой дряни. Чтобы быть спасенным, отрицания недостаточно. Дорога убегает все дальше, к сереющему горизонту, откуда скоро покажется солнце, а я думаю, что секрет перемирия с самим собой состоит в том, чтобы делать что-то хорошее вместо того, чтобы просто не делать плохого. Хотя бы немного. Одно крошечное хорошее дело вместо десяти неделаний какой-нибудь маленькой гадости. — 150 —
|