Петр плакал, рассказывая о случившемся. Иорам осматривал его покалеченное тело и принимал меры помощи. На колеснице примчались Августа и Юстиниан. Иаков рассказал им все, что узнал от Петра. Августа, заплакала, и Юстиниан не в силах был успокоить ее. Все с тревогой и нетерпением ждали, пока дети и взрослые разбирали гору из камней. — Вижу... — закричал Филипп, когда в камнях заметил ступни ног. Скоро показалась и спина — это была Анна. — Мама... мама... мама... — с радостью и страхом вскрикнули Александр и Михаил. В странном положении увидели люди Анну: она не лежала на земле, раздавленная горой камней, она не была в крови; она стояла на четвереньках и закрывала Амон-Pa. Получилось, что под ее телом в свободном пространстве должен был находиться Амон-Ра. Всю груду камней держала женщина на своей спине. Удивлению присутствующих не было конца: как эта слабая женщина могла удержать на своей спине тяжесть, которая раздавила бы слона. Быстро отбросили оставшиеся камни. У всех теплилась надежда, что увидят Амон-Pa в живых. Анну, стоявшую на четвереньках, осторожно подняли и уложили рядом с Петром. Но там, где должен был быть Амон-Pa, все увидели то, чего никто никогда не видел: на земле играли нежные синие, фиолетовые, утреннего небесного цвета языки пламени, они целовали, ласкали ладони, сомкнутые в ракушку. Больше там ничего не было. Молча, задумчиво, с какой-то торжественностью смотрели и взрослые, и дети на это чудо-зрелище. Филипп присел у языков пламени. Он протянул руку и взял в руки ладони-ракушку. Он держал огненную ракушку, языки пламени дотрагивались до его лица, но не обжигали его. В сердце Филиппа заискрился свет. — Это есть руки Амон-Ра, — произнес он тихо, но его в полном молчании услышали все, — я узнаю их... А этот огонь есть огонь его сердца, я его тоже узнаю... Потом он осторожно открыл ракушку из кистей рук Амон-Ра. На ладони лежал птенчик: живой, с длинной шеей, с большой головой, с огромным животом, с раскрытым клювом. Птенчик радостно запищал. Запищали птички-родители: жалобно, грустно, и радостно. Илья взял птенчика, посадил его за пазуху и, недолго думая, залез на дерево. Все молча следили, как тот поднимался с ветки на ветку. Он достиг вершины огромного старого, может быть, тысячелетнего дерева, достал из-за пазухи птенца, поцеловал его в клюв и посадил в гнездо. Филипп еще держал в своих руках кисти рук Амон-Pa, горевшие фиолетовым огнем. Он хотел прижать их к груди, поцеловать, приласкать, но не успел. Перед глазами у всех голубые, фиолетовые, цвета утреннего неба языки пламени вдруг сомкнулись в единое целое, закруглились, превратились в огненный шар, который испускал радужные лучи. Шар молниеносно взлетел в небо и вскоре исчез. — 209 —
|