|
В этом смысле очень показательна история буддизма. Некогда, примерно за шесть веков до рождения Христа, один молодой индийский царевич, а именно Сиддхартха Гаутама из рода Шакьев, вдруг, вроде бы, ни с того — ни с сего, поверг своих близких в отчаяние. Нежданно-негаданно этот принц бросил августейших родителей, которые души в нём не чаяли, красавицу-жену с сыном, покинул дворец, покинул даже свою страну и пустился странствовать по индийским лесам и селениям на манер хиппи или наших современных «бомжей». Вообще-то, в ту пору подобный стиль жизни, называемый саньясой — то есть добровольное нищенство с целью обретения религиозных заслуг — скорее поощрялся господствовавшей идеологией. Но приличествовал он каким-нибудь бедным браминам (жрецам) или не особенно удачливым вайшьям (варна торговцев). Сидхартха же принадлежал к блестящему роду кшатриев, воинов и царей, и ему не пристало «хипповать» даже из благородных побуждений. На столь радикальный шаг тонко чувствующего царевича побудила именно общечеловеческая неудовлетворённость собственным положением, которое, как можно догадаться, в его случае было не таким и плохим. В своих скитаниях Сиддхартха безуспешно перепробовал кучу средств — йогу, молитву, посты, всевозможные ущемления плоти — и, тем не менее, ничего толкового не достиг. Однажды — в ту пору принцу стукнуло уже тридцать шесть — отчаявшись окончательно, он в изнеможении рухнул под дерево Боддхи. И тогда на него снизошло просветление. Сиддхартха стал буддой! Таково предание, в которое свято верят все буддисты. Не буду обсуждать фактическую часть этой истории — куда больше интересует меня её психологическая подоплёка. В современный буддийских школах Махаяны («Великой колесницы») принято считать, что на религиозный подвиг царевича Сиддхартху подвигло, в первую очередь, его сострадание всем живым существам. Рискну в этом усомниться. Ничего себе сострадание! Ради неких, весьма далёких для принца, живых существ принести в жертву родных и друзей, стать причиной тяжкого горя для них — как-то всё это не очень стыкуется с милосердием, которое в принципе не бывает абстрактным. Нет, не верю... С другой стороны, каков вообще психический механизм жалости, сочувствия, сострадания? Того комплекса эмоций, который царевич, судя по преданиям, испытывал в отношении окружавших его живых существ? Наверно, в данном контексте было бы правильно написать эти слова так: «со-чувствие», «со-страдание», «со-переживание». Понимаете, куда я клоню? Вообще-то, эти эмоции психология связывает с явлением эмпатии, то есть с проецированием на собственную личность чьих-то переживаний, допустим, всевозможных неприятностей (реальных и мнимых). Примерно то же самое восточные мистики различного толка, в частности йоги, называют отождествлением, от которого всячески предостерегают своих приверженцев. Психический механизм эмпатии, или отождествления, приблизительно таков: этот человек страдает от зубной боли — у меня, кажется, тоже есть зубы, и я уже полтора года не был у врача — мои зубы могут точно так же заболеть — когда-нибудь они наверняка заболят, и я буду страдать... Только эта логическая (хотя и не очень логичная) цепочка выстроена из слов, а подсознание обходится без оных. Оно просто чувствует-ощущает именно так. — 6 —
|