|
… Я не виновен. Ваш Ефремов Михаил. 20.05.38 г. (Москва, гостиница «Москва», комната № 407, тел. К 3-09-42)».[18] То ли пришло время, и Сталин решил разобраться в деле Ефремова сам и поставить окончательную точку затянувшемуся разбирательству. То ли действительно сработал энергичный А.И. Микоян, понимая, что если следом за Дыбенко будет расстрелян и «враг народа» Ефремов, то из библиотек и программ военных академий будет изъят опубликованный и ставший классикой советского военного искусства рейд бронепоездов в операции по освобождению города Баку от мусаватистов и англичан. Среди организаторов и командиров этого рейда одним из первых значится имя А.И. Микояна. Нельзя, видимо, решил он, так расточительно поступать с героическими страницами своей биографии, которая уже давно слилась с биографией страны… Как бы там ни было, но вскоре в кабинете наркома обороны К.Е. Ворошилова состоялась встреча пяти: И.В. Сталина, М.Г. Ефремова, К.Е. Ворошилова, А.И. Микояна и следователя НКВД. Сталин ознакомился со всеми документами пухлой папки, представленной для разбирательства следователем НКВД. Накануне он прочитал заключение партийной комиссии, которая напрочь отвергла обвинения в адрес Ефремова. Начался разговор. Сталин сказал, что Дыбенко все же упорно свидетельствует о виновности Ефремова. Как быть с этим? Ефремов тут же отреагировал, что Дыбенко находится в крайне подавленном состоянии духа, что в данном случае можно вести речь не об аргументах в пользу вымышленной его, Ефремова, вины, а о полном умопомрачении обвиняемого. Сталин вскинул глаза. И ткнул пальцем в документы, якобы подписанные Ефремовым и свидетельствующие о его участии в заговоре против Сталина и правительства. — Я этого не подписывал, — сказал Ефремов. — Это не моя рука. — Как вы можете это доказать? — Я бывший гравер. И хорошо вижу отличительные и характерные черты любого почерка, каждой буквы, — сказал Ефремов, тут же взял бумагу, карандаш и начал писать слова и буквы, сразу же поясняя, где и в чем допущены ошибки фальсификатором «документа». Рассказывая потом эту историю сыну Ефремова Михаилу Михайловичу, А.И. Микоян справедливо заметил, что это была еще одна битва героя взятия Баку — отважная битва за жизнь! Ефремов настолько убедительно и наглядно опровергал одно обвинение за другим, настолько бесхитростно и естественно излагал свои аргументы и приводил все новые и новые факты, свидетельствующие о полной несостоятельности выдвинутых обвинений, что напряженная обстановка вскоре разрядилась смехом. И еще он был внешне совершенно спокоен. Как в бою. Это он выработал в себе еще на батарее в Галиции. На всю жизнь. Потом, через четыре года, под Вязьмой, именно это спокойствие и умение держать себя в руках, не теряться в самые трудные минуты и будет восхищать его подчиненных. И многие запомнят своего командарма в последние дни, часы и минуты его жизни именно таким — спокойным, сосредоточенным, действующим. — 17 —
|