|
Не отстают от композиторов и живописцы. Французский художник Поль Гаварни, гуляя с приятелем по Монпарнасу, мог обратить внимание собеседника на случайного прохожего и воскликнуть примерно в таком духе: «Как? Вы не помните этого человека? Да ведь мы с вами встретили его двадцать лет назад ровно на том же самом месте!» А память профессиональных шахматистов, которым не составляет большого труда восстановить заковыристую позицию в ничем не примечательной партии, игранной много лет назад? Когда легендарный американец Пол Чарлз Морфи, некоронованный шахматный король, победивший именитых американских и европейских мастеров, еще только постигал азы шахматного искусства, играя со своим дедушкой (неплохим, кстати сказать, шахматистом), тот решил однажды над ним подшутить. Юного Пола на мгновение что-то отвлекло от доски, и дедушка тут же сделал внеочередной ход. Но обмануть будущего чемпиона не удалось. Он заявил, что такой позиции просто не могло быть, и в доказательство своих слов продемонстрировал всю партию от начала до конца. На вопрос потрясенного деда, каким образом внук ухитрился все это запомнить, не менее потрясенный Пол ответил: «Дедушка, ты, наверно, меня разыгрываешь? Я помню все наши с тобой партии. Неужели ты их не помнишь?» В старом отечественном фильме «Белый снег России», посвященном трудной судьбе четвертого чемпиона мира по шахматам Алёхина, есть примечательный эпизод. Выдающийся гроссмейстер дает сеанс одновременной игры на 30 досках вслепую офицерам вермахта, среди которых есть очень неплохие шахматисты, играющие в силу первой категории (что примерно соответствует современному званию кандидата в мастера спорта). Сидя спиной к залу, А лёхин говорит: «Первые десять досок — e2–e4, следующие десять — d2–d4 и последние десять — c2–c4». Партнеры начинают отвечать. Бегающий взад-вперед молоденький парнишка док ладывает сеансеру: «Первая доска — e7–e5, вторая доска — d7–d6, третья доска — c7–c5» — и так далее. Невозмутимо выслушав ответы, Алёхин (он не ведет никаких записей) говорит: «Первая доска — Кf3, вторая доска — d2–d4, третья доска…» Дальше можно не продолжать и спокойно опустить занавес. Дело кончается тем, что замотанный вестовой, мечущийся, как савраска без узды, между гроссмейстером и участниками сеанса, в конце концов валится в обморок. Спецэффекты оставим на совести режиссера, но факт, как известно, самая упрямая в мире вещь: Алёхин тогда не проиграл ни одной партии. Советский чемпион мира по международным (стоклеточным) шашкам Исер Куперман рассказывал, как однажды к нему явился участник сеанса одновременной игры, чтобы покаяться в непростительном грехе. Три недели тому назад, сказал он, вы, гроссмейстер, давали сеанс одновременной игры в Харькове и я спрятал вашу шашку в карман. Вы тогда ничего не заметили, а сейчас мне очень стыдно. Как же, как же, засмеялся Куперман, я прекрасно помню этот случай. Вы украли шашку 37 (в стоклеточных шашках принята цифровая нотация), но я не стал делать вам замечание, потому что исход партии был и без того ясен. — 5 —
|