|
Однако важная роль душевной преддиспозиции, психологического ожидания большей частью остается скрытой от сознания человека и потому появление, скажем, эйфорического состояния начинает приписываться алкогольному напитку. Именно в этом «опредмечивании» первоначально содержательно неоформленного состояния и заключается то зерно, из которого вырастает психологическая привлекательность алкоголя. Образуется поначалу робкая, а потом все более уверенная (вплоть до субъективного ощущения необходимости) связь между желанием повеселиться и употреблением алкоголя. Так происходит крайне опасный по своим психологическим и жизненным последствиям кардинальный для первоначального генеза пьянства процесс — большая децентрация искажения в восприятии событий: человек начинает видеть главный источник привлекающего его состояния только в алкоголе. По тем же принципам (проекция психологической преддиспозиции, актуальных в данный момент потребностей на определенный психофизиологический фон алкоголя опьянения, децентрация в восприятии источников искомого состояния) рождаются и другие «незаменимые» свойства и функции алкогольных напитков. Так, алкоголь употребляют не только в связи с радостными, но и в связи с печальными событиями, например на поминках. Причем характерно, что в последнем случае, сколь бы ни было сильно опьянение, люди, для которых утрата действительно тяжела, грустят, а не смеются; эйфория захмелевшего на поминках безошибочно оценивается как неуважение к покойному, и ссылки на опьянение не принимаются в расчет. Со временем диапазон субъективных причин употребления алкоголя становится все шире — пьют и «для храбрости», и с «обиды», и чтобы «поговорить по душам», и чтобы «расслабиться», и чтобы «взбодриться» и т. д. и т. п. Именно неопределенность действия алкоголя на психику делает его столь универсальным средством для достижения названных состояний[20]. Характерно, что вера в действие алкоголя не ослабевает даже в тех случаях, когда его употребление не ведет к ожидаемому результату; неудавшаяся попойка не разочаровывает пьющего человека в алкоголе и воспринимается лишь как частный случай. Надежда же испытать когда-нибудь искомое состояние толкает ко все новым и новым попыткам. Все это говорит, на наш взгляд, о несостоятельности столь распространенных попыток объяснить психологическое пристрастие к вину лишь условно-рефлекторной связью между событием (выпивкой) и подкреплением (появлением состояния эйфории). Человек ищет в вине значительно большего, чем состояние эйфории; «принцип удовольствия» слишком тривиален для объяснения столь распространенного и тяжелого по своим последствиям явления. Психологические причины надо искать, во-первых, в тех актуальных потребностях, противоречиях, которые человек пытается разрешить пьянством и, во-вторых, в тех психологических и социальных условиях, которые толкают его на этот путь. — 67 —
|