Эту историю рассказал Вадим: «Нет, мы не экспериментировали с камешками, но с некоторых пор наш девятилетний сын Стас стал предпочитать голубой цвет всем остальным. Он полюбил голубые рубашки и свитера, а во время ремонта выбрал для своей комнаты голубые обои с синим орнаментом по краю. В общем, ужас какой-то, особенно учитывая переносное значение слова "голубой" применительно к мужчинам. Я ничего не понимал. Моя жена увлекается всякими учениями и теориями, и вот она принесла в дом новость, что наш мальчик, вероятнее всего, не справляется со своими эмоциями, а голубые тона помогают ему уравновеситься. У меня с сыном неплохие отношения, время от времени мы с ним беседуем как мужчина с мужчиной о своем, не девичьем. Я рассказал Стасу, как страдал в детстве от того, что мой отец умудрялся всегда сохранять спокойствие, в любых ситуациях. В отличие от него, я очень легко злился, но считал это чувство чем-то совершенно неприличным, а потому тщательно скрывал его, маскируя то под усталость, то под грусть, то под неважное самочувствие. В общем, я тихо сходил с ума, когда к нам приехал дед, папа моего отца. Пару дней он наблюдал, а когда я в очередной раз после полученной от отца нотации за тройку по природоведению изобразил "плохое самочувствие", дед зашел ко мне в комнату, плотно прикрыл дверь и спросил: "Вадик, а чего ты врешь?" Я от такого вопроса просто оторопел и не знал, что сказать. Дед между тем продолжил: "Ты себя прекрасно чувствуешь, просто на отца за нотацию разозлился. Ну, поругался бы, что ли, высказал бы свое мнение по этому вопросу. Ты ведь считаешь, что отец тебя зря отругал?" Я взвился: "Конечно, зря! Я целую неделю за птицами наблюдал, домик за окном подвесил специально. А училке это не надо было, ей подавай все, как в учебнике написано. А если птицы в жизни ведут себя не как в учебнике? Пусть она птицам тогда тройки ставит, а не мне!" Дед рассмеялся: "Ну, ты и кипяток, весь в меня! Вадик, тебе кто сказал, что злиться стыдно? Стыдно вести себя как дурак, когда злишься. А если ты сердишься, но ведешь себя при этом как мужчина, то есть отстаиваешь свое мнение и доказываешь, что ты прав, или просто считаешь выше своего достоинства бушевать по пустякам, то это совершенно нормально". С тех пор я стал учиться, как выразился дед, "грамотно работать" со своим гневом, и жизнь моя стала намного легче. И тут Стас мне сказал, что три месяца назад помог лучшему другу решить контрольную, а когда учительница заметила у них обоих одну и ту же ошибку, — сказал, что это Стас у него списал. В результате Стас получил двойку, за которую мы с женой его отругали, а его друг за выполненную Стасом работу — четверку. Стасу ужасно хотелось набить "другу" физиономию, но он уже давно усвоил, что "драться нехорошо". Рассказать учительнице или нам, как все было, он тоже не мог, поскольку "ябедничать нехорошо". В общем, и так плохо, и так, нехорошо, а в душе все кипит. С "другом" Стас, естественно, раздружился до такой степени, что даже разговаривать с ним перестал. Я, вполне естественно, сына похвалил, но сказал, что рассказывать родителям правду и ябедничать — понятия совершенно разные, так что гораздо лучше, если он будет мне рассказывать о своих проблемах, тем более серьезных. Ведь если бы он мне тогда сразу все рассказал, никто бы его за двойку не ругал, отнеслись бы к ней, как к несчастному случаю на производстве", — всякое в жизни бывает, и подлые люди встречаются. Еще я сказал Стасу, что уважаю его за то, что он не подрался с этим лживым поганцем, а просто "вычеркнул" его из списка своих знакомых. Для этого надо больше ума и мужества, чем просто в морду дать, то есть разобраться на уровне первобытных людей. Теперь Стас, как и я когда-то, тоже учится "грамотно работать" со своим гневом и другими эмоциями, а к голубому цвету совершенно охладел, к моему большому удовольствию и спокойствию». — 21 —
|