Запрещенный Сталин

«1 апреля 1925 года

Сов. секретно

Дорогой

Как, вероятно, и многие другие, — я нахожусь в странном положении. Все-таки я числюсь членом Правительства РСФСР, а между тем я ничего не знаю о происходящем в партии. Слухи же носятся вихрем, разнородные и противоречивые.

Однако дело не в том, чтобы я просил Вас указать мне путь для действительной информации. Я хочу написать Вам, что я всегда готов исполнить любое парт, поручение и в меру моих сил, скромных, но и недюжинных. При этом я издавна привык счи­тать Вас, среди вождей наших, самым непогрешимо чутким и верить в Вашу стальную «твердую гибкость».

Я не навязываюсь партии. Ей лучше видеть, кого как исполь­зовать. Но в большом деле можно забыть то или иное. Напоми­наю — Вы можете располагать мною безусловно. С комм, при­ветом

А. Луначарский».

АПРФ. Ф. 45. On. 1. Д. 760. Л. 150-150 об. Автограф.

На письме нет сталинской резолюции. В деле сохранилась за­веренная заведующим бюро Секретариата ЦК РКП(б) Л. 3. Мех-лисом машинописная копия. В правом верхнем углу пометка:

«ПБ. Архив Сталина. Мехлис. 1/III». Но это письмо, наверное, по­влияло на решение Сталина принять закрытое письмо местным партийным организациям с разъяснением сущности разногласий в верхушке партии, которое и было принято 26 апреля 1925 года Пле­нумом ЦК РКП(б), подведшим итоги внутрипартийной дискуссии.

А. И. Рыков: «Гриша на нее ответит...»

В начале февраля 1926 года вышла отдельной брошюрой ра­бота И. В. Сталина «К вопросам ленинизма», в которой он по­лемизировал с Г. Е. Зиновьевым по основным вопросам теории и практики строительства социализма. На нее откликнулся А. И. Рыков — член Политбюро ЦК, председатель СНК СССР и СНК РСФСР.

Письмо — на бланке председателя Совета Народных Комис­саров СССР.

«6 февраля 1926 года.

Строго секретно

Тов. Сталину

Брошюру твою прочел. Читал между приемами, телефонными звонками, подписью бумаг и т. п. Поэтому многое мог упустить. Мне кажется, что наиболее ответственной является глава о дик­татуре. Диктатура толкуется как насилие, и это, разумеется, во всех отношениях правильно. Но в брошюре нет достаточно яс­ных точных формулировок относительно того, что формы дикта­туры и формы насилия меняются в зависимости от обстановки, что диктатура не исключает, допустим, «революционной законно­сти», даже того или другого расширения избирательного права. В условиях гражданского мира, разумеется, диктатура проводит­ся иначе, чем в условиях гражданской войны. Внесудебное при­менение насилия, в соответствии с ослаблением враждебных сил, уменьшается и будет уменьшаться. Это относится, например, и к применению высшей меры наказания. Оживление советов и уве­личение прав волостных и уездных Советов, с привлечением в них широких кругов беспартийного крестьянства — отнюдь не противоречит диктатуре пролетариата и может быть проведено в жизнь только на известных условиях (объединение всех трудя­щихся и эксплуатируемых вокруг рабочего класса и коммунисти­ческой партии). Что-нибудь на эту тему, мне кажется, нужно сде­лать, чтобы читатель мог найти в брошюре ответ на некоторые из злободневных вопросов современной действительности.