|
Это значит, что для обеспечения труда сырьем и инструментами находились средства. Денег хватало и на вполне сносное потребление, и на огромную по масштабам науку (одну из двух имевшихся в мире научных систем, охватывающих весь фронт фундаментальной науки), и на военный паритет с Западом – и даже на дорогостоящие “проекты века”. Никому и в голову не могло прийти, что шахтеры могут голодать, а академики кончать жизнь самоубийством из-за того, что голодают их подчиненные ученые-ядерщики. И при всем этом за 1980–1985 гг. размеры ежегодных капиталовложений в СССР возросли на 50 % (а на Западе совсем не выросли). Если бы мы сейчас мысленно “вычли” эти инвестиции из нашего хозяйства, вообразили бы, что СССР уже за десять лет до реформы стал вести себя, как ельцинская РФ, то сегодня страна была бы уже экономическим трупом. За годы реформы без войны, из благополучного состояния страну привели на грань катастрофы. Положение тяжелее, чем нам кажется по внешним показателям. Мы проедаем последнее из того, что накопило предыдущее поколение. Мы питаемся телом убитой советской системы. Оно огромно, но оно – ресурс невозобновляемый. И он подходит к концу. Из опыта разрухи на нашей земле видно: попытка втиснуть Россию в периферию западной хозяйственной системы – утопия, которая уже привела к огромным страданиям большинства народа. Пусть те, кто способствует этой утопии, положит на чаши весов все обещанные ими блага – и горе сотни миллионов людей. И ведь те страдания, которые уже выпали на долю нынешнего поколения, это лишь ничтожная часть того, что ударит по детям и внукам. Но стремления понять и объяснить чрезвычайную разницу двух хозяйственных систем в среде либеральных экономистов не видно – ни в России, ни на Западе. Как будто они не считают себя обязанными думать и не несут никакой ответственности за дела, которые творят. Реформаторы и их западные наставники убили хозяйственный организм, а строения его не знают. И всякие ссылки на реформы Тэтчер, у которой якобы учился Чубайс, на приватизацию лавочек и мастерских в Польше при Лехе Валенсе – ложь и издевательство над здравым смыслом. Никакого подобия это не имеет промышленности СССР, которая представляла из себя один большой комбинат. Это невежество мы видим в каждом срезе реформы. Например, советский строй породил тип промышленного предприятия, в котором производство было неразрывно переплетено с поддержанием важнейших условий жизни работников, членов их семей и вообще “города”. Это переплетение, идущее от традиции общинной жизни, настолько прочно вошло в коллективную память и массовое сознание, что казалось естественным. — 10 —
|