С Индией на равных

ИНДИЙСКАЯ АТМОСФЕРА

Постараюсь объяснить. В этот раз путешествуя с тремя спутницами, которые имели об Индии собственные представления — как русские люди (а русские люди об Индии обычно имеют идеи, не совсем совпадающие с реальностью), я все никак не могла попасть в истинно индийский ритм жизни. А включиться в местный настрой надо, чтобы путешествие было приятным полетом, а не преодолением всевозможных преград. Чтобы дорога, как говорится, легла скатертью. В первые два путешествия мне это сразу удалось, и все шло как по маслу. Я чувствовала Индию «своей» территорией, и себя — такой русской, что почти индианкой. А тут, я всю дорогу ловила нужное ощущение — и не могла его поймать, не нарушая единство нашей компактной группы. Мы были европейками, и оттого нашему путешествию сопутствовали «приключения». Я узрела все темные стороны Индии: как нарочно постигая эту гостеприимную страну с обратной стороны, и поняла, как мне везло в предыдущие поездки.

Вполне попасть в индийскую волну мне удалось лишь под конец, когда я осталась одна: это было в Ришикеше. Рикша, не расслышав как следует, куда меня везти (я сказала: к мосту Шиваюлла), и руководствуясь более интуицией: как все рикши, плохо знающие английский,— привез меня к ашраму Шивананды. Это почитаемый в Ришикеше святой прошлого века, по образованию врач, хирург, построивший там пару больниц (в том числе лепрозорий: бойтесь ехать в этот прекраснейшний город Индии, привыкшие к стерильности европейцы! и те, кто уверен, что в Индии можно чем-нибудь заболеть). Шивананда написал ряд книг, в том числе «Все об индуизме», а потом, оставив врачебную практику, поднялся на новую ступень жизни — ушел в отшельники. Но, не переставая быть врачом, носил на плечах в больницы заболевших садху. Место его упокоения: самадхи плейс — три раза в день украшается свежими цветами. Согласно древним традициям: ведь, как написано и в вышеупомянутой книге, индусы трех главных каст имели обязанность молиться трижды в сутки (по нашим меркам немало, хотя если вспомнить мусульман, так те должны вспоминать о Боге пять раз в день).

Интуиция рикши его не подвела. Я поднялась в ашрам по ступеням крутого берега Ганги, и едва прошла в самадхи плейс: посвященный Шивананде мемориал, где на стенах была изображена история его жизни, там началась церемония. Я постояла немного, глядя, как человек шесть, напевая мантры, лили молоко и масло, не то мед, на маленький шивалингам, стоявший на мраморном постаменте, а потом помыли его водой, и хотела было уйти — но стоящий рядом пожилой индус пригласил меня остаться, если у меня есть время: пуджа, мол, длится всего-то полчаса. И вот, минут сорок я смотрела, как люди кидают шафрановые головки бархатцев на белый постамент, — и как в это время вырабатывается то, скромное и связующее, ненасилующее и почтительное — и во всех отношениях ПРАВИЛЬНОЕ отношение человека к миру: такое, какое ДОЛЖНО БЫТЬ. Спокойное, ненавязчивое, без гордости и тяжести, и излишней скорби: радостное и легкое, и текуче-живое.

И это — именно тот, типично индийский настрой, который несут в себе все индусы, и в котором столь приятно путешествовать по Индии. И из которого, как белые вороны, как сухие остовы деревьев посреди клонящиеся под ветром травы, торчат иностранцы, со своим непомерно раздутым эгоизмом (который они, понятно, не осознают). Со своими индивидуальными заморочками, которым они придают столь много веса, с утрированными психическими комплексами, с гипертрофированной заботой о теле, жалким беспокойством о хрупкости души, жуткой тревогой о хлебе насущном, скрытой претензией на мировое господство и страшной неуверенностью в завтрашнем дне. Это даже не национальные различия. Это диагноз.

Поймав ощущение индийского настроя, лишенного всего вышеперечисленного, я почувствовала себя в нужной струе. Надо сказать, я поехала в Ришикеш поменять деньги и не была уверена, что найду нужную лавку и поменяю там по нормальному курсу (накануне в Хардваре у нас были с этим проблемы: доллары ведь в Индии не в ходу, а госбанков мало, и они рано закрываются). Но поймав индийскую волну, я сразу спустилась к искомому магазинчику (он был первый, куда я заглянула), и никаких проблем у меня не возникло. Не говоря о том, что я ехала обратно, как и в Ришикеш, на практически пустом мото-такси, хотя у рикш там есть манера запихивать в кабинку на мотоциклетном ходу до 10 человек народу, в то время как там помещается от силы 7 (одни рядом с водителем, и по трое на двух сиденьях) — или просить у иностранцев лишние деньги (раз в 20 больше, за то, что он повезет только вас).

Правда, возвращалась я из туристского квартала, сделав покупки, и первые минут десять все же ехала в тесноте с несколькими иностранцами хиппового вида, обмениваясь с ними впечатлениями. «Сумасшедшие люди! сумасшедшая страна», — сказал по национальности испанец. Я поняла: в Ришикеше он вдоволь насмотрелся на садху: от моста Лакшманюлла подымаешься к шоссе через целую вереницу людей в оранжевой одежде с чашами и спутанными волосами. «Мне кажется, это западный мир сошел с ума,— сказала я.— А Индия осталась нормальной.» «Вы так думаете?» — осведомился испанец. «Да, я так думаю,— подтвердила я, надеясь, что человек, которого судьба занесла в Индию, имеет какой-то шанс меня понять.— Запад — сумасшедший. Америка — сумасшедшая. Европа — сумасшедшая, и Россия — может, самая сумасшедшая из европейских стран. А индусы сохранили нормальный: естественный образ жизни.» Испанец не ответил: вряд ли он понял. У благополучных европейцев ведь нет привычки, которая раньше отличала русских: думать головой, а тут — взять да и поставить мир с ног на голову!

ПОЧЕМУ ДЕТИ НЕ ПЛАЧУТ?

Туристам в Индии может показаться, что Индия выживает туризмом, но это не так. Как я писала раньше, большинство путешествующих — сами индусы. Поезда на станциях мелькают один за другим. На автобусной остановке обычно ждать не приходится, основная задача — найти нужный автобус среди рядов машин: но индусы легко его укажут. Сложнее сесть в нужный поезд, если он проходящий: как и у нас, поезда опаздывают, и сами индусы на станции часто не знают, какой из ряда поездов проследует в нужном направлении. «Куда едет столько людей?» — изумлялись мои попутчицы. «А вы представьте: народу в Индии раз в десять больше, чем в России. Пусть каждый десятый индус куда-то поехал, что вполне возможно. Это значит, снялась с места вся Россия».

Индусы ездят и в гости — в этом случае, со всеми своими родственниками. И, как мы, на работу: в соседний город, если ближе не найти. И, конечно, к своим святым местам, из которых иностранцы знают обычно немногие: туристские. Но для самих индусов путешествие в знаменитый Тадж-Махал или Фатехпур-Сикри, города на Ганге типа Варанаси или пещерные храмы Аджанты — скорее паломничество, чем чисто внешнее любопытство.— По отношению ко всем своим историческим местам, которые все почитаются как святые, хотя в этом нет никакого идейного фанатизма, религиозного или национального: никаких эмоций по этому поводу. Просто видишь такие бытовые эпизоды: например, мы наблюдали в Аджанте семья: папа, мама и 5-летний ребенок — зашли в буддийскую пещеру, сели, скрестив ноги, посидели и спели мантры. (Правда, индийское государство сейчас поднимает на флаг национальное самосознание и религиозное чувство ради единства многонациональной страны. А современные духовные учителя, напротив, вовсю критикуют приверженность индусов к святым местам, как и к своей родной территории — в этом наблюдается какой-то достойный паритет).

Индусы часто путешествуют семьями, а в семьях обычно есть дети, и они ездят с самыми маленькими детьми — которые не плачут, и не требуют, чтобы их развлекали, и вообще очень хорошо себя ведут, по сравнению с нашими. Как-то мы в Ришикеше услышали плач. “Наверное, это иностранный ребенок,”— c удивлением предположила моя попутчица, у которой был собственная маленькая дочка — и которая потому очень ценила послушных индийских детей. И действительно: на балконе маленькой гостиницы разводил капризы светленький мальчик явно неиндийской мамы, которая не знала, как его унять. Он стремился привлечь к себе всеобщее внимание, но безуспешно: на такие эмоции индусы не реагируют. В быту Индия слезам не верит (как и Москва).

Почему индийские дети не плачут: может, у мам нет времени на их капризы? Вряд ли. Времени в Индии — сама бесконечность. Скорее, это связано с той тихой естественной атмосферой, в которой они живут и растут, со скромностью эго, которую легче всего понять через индуистскую религию. С отсутствием психологических проблем, в семейной и социальной жизни. Надо добавить, что школы часто находятся при ашрамах, а индийские дети учат мантры, медитативным распевом начиная учебный день. Мы смотрели на это в ашраме Шри Ауробиндо в Дели, где несколько сот детей в школьной форме пели традиционные мантры под присмотром нескольких преподавательниц, стройными рядами сидя на полу в большом зале. (Парт в индийской школе может и не быть, и часто колонки учеников сидят прямо на улице, держа тетради и книги на коленях — а почему бы и нет? климат позволяет). Медитация не может с детства позитивно не влиять на психику. Неудивительно, что во время праздников мантры поют все: от мала до велика (у нас, при таком стечении народа, как на индийской Кума меле, непременно дошло б до эксцессов, но там многочисленные полицейские только рассредотачивают толпу, направляя зигзагами ее потоки, да следят, чтобы никто не утонул при омовении в течении реки). Культура традиционной религии, медитации и йоги: а йога означает «связь» (в широком смысле: с высшим или с внутренним, с богами или учителями, с миром или между собой) — это культура Индии.

Подобно тому, как опорой России всегда были великие идеи и мечты о светлом будущем, опора Индии — вот эта традиционная атмосфера: правильный настрой души на истинную связь. Это дух народа, который нельзя списывать со счетов. Вот так живет и выживает Индия.

ЧУДЕСА ИНДИИ