|
Наше единственное преступление в том что мы не ведаем всей тонкости и остроты переживаемых новорождённым чувств. Эта свежесть чувств носит прекрасное название: юность. А мы, остальные, "взрослые люди" мы уже ничего больше не чувствуем. Наши чувства притуплены, пресыщены. Проклятие не возраста, а силы привычки делает нашу кожу такой же грубой мёртвой, бесчувственной как шкура носорога, крокодила. Новорождённый не видит? Это написано в книгах. Это в сознании всех людей. Потому что иначе как представить себе, что кто-либо мог бы устремить на ребёнка такие прожекторы, которые не вынес бы ни один хирург? Может быть уменьшить свет, когда дитя появляется на свет? Да разве со слепым церемонятся? Итак, новорождённый слеп? Откроем же, наконец, глаза. Что мы увидим? Голова едва вышла, тело ещё нет, а ребёнок уже широко открывает глаза. Пусть он их тут же с криком снова закроет а маленькое личико омрачится невыразимым страданием. Глаза Михаила Строгова жгут саблей, раскалённой добела. Итак, когда же Жюль Верн проделал этот эксперимент? Если бы хотели отметить ребёнка печатью страдания и насилия, дать ему понять, что он попал к сумасшедшим лучшим способом доказать ему это, направив на него ослепляющие лампы. Как готовится хорошая коррида? Как делают "хорошего" быка бешенным, пьяным от боли и ярости? Целую неделю животное держат запертым в темноте. Затем его внезапно выпускают под ослепляющий свет арены. И тогда он нападает; надо, чтобы он убивал. Рычи, толпа! Кричи, ребёнок! Слепой ли новорождённый? Ослеплённый. А что до слепых... Теперь, уши. Глух ли новорождённый? Не более, чем слеп. Когда он появляется на свет, он уже давно всё слышит. В теле матери он уже узнал так много разных звуков! Скрип костей, урчание кишечника и такой важный барабан, просто колдовской - сердце. И более грандиозная вещь иногда, как дуновение ветра иногда, как ураган - "её" дыхание. Затем - слово "её" голос это единственный по тембру, модуляциям, настроению голос, с которым растёт ребёнок. А шум окружающего мира. Ребёнок знает голос своего отца задолго до того, как встретит его. А всё вместе - какой великолепный концерт! Конечно, всё это смягчено, ослаблено, притуплено околоплодными водами. Как грохочет этот мир, рождённый в волнах! Наши голоса, наши крики должны казаться несчастному младенцу тысячекратным раскатом грома. Кто помышляет говорить тихо в родильном отделении? "Тужьтесь! Да тужьтесь же!" - Эти вопли должны очаровать ребёнка. Ах, несчастный ребёнок какое же это бедствие - родиться в мгновение ока очутиться в океане нашего незнания, невольной жестокости! — 5 —
|