|
На самом деле Настя всегда думала, что Лариска просто завидует Маше. Завидует по-хорошему. Завидует Машиной «правильности», потому что Машка действительно была правильной женщиной. Наверное, о таких женщинах написано в Библии. Кротких, терпимых, стоящих за мужчиной. Маша всегда была за мужем, и это было уже привычно для подруг, хотя в пору их молодости Лариска частенько возмущалась и пыталась наставить Машу на путь истинный: — Господи! Нашла перед кем унижаться! Ни кожи ни рожи! Ни денег, ни положения, а ты перед ним пресмыкаешься... Мужик тобой пользуется откровенно — а ты с ним сюсюкаешь: «Коленька, тебе котлетку или борщик разогреть...». Сам пусть разогревает! Тоже мне, прынц!.. Лариска горячилась и возмущалась, потому, наверное, что уже тогда завидовала этой Машиной терпимости и гибкости, которой у нее сроду не было. Поэтому не было у нее и таких отношений, как у Маши сейчас. Стабильных, прочных. Семейных. Лариса всегда горела. Бурлила. Фыркала. Отбрасывала. И ждала нового бурления. И объекты ее «бурлений» были или волоокие красавцы, или приземистые, крепкие, денежные мужики, как сейчас. — Мы задешево не продаемся! — провозглашала Лариска, говоря это «мы», как бы оправдывая саму себя, что не одна она, мол, выискивает что получше и подороже. Тоже, мол, цену себе знаем... Настя не могла ни так, ни по-другому. Ни по-Машиному она жить не могла, ни по-Ларисиному. Хоть иногда сама на себя злилась, что не может жить так, как живут подруги. Что все еще остается в своих мечтах, в своих ожиданиях. И часто, думая обо всем этом, удивлялась Настя — такие разные они все, а остаются все эти годы подругами... — О чем задумалась, подруга, — прервала Настины размышления Лариса. — Чего загрустила? — Ни о чем я не загрустила, — ответила Настя, и продолжила свои мысли вслух: — Я вот думаю, как мы, такие разные женщины, столько лет можем дружить? И никак не разбежимся... И, заметив непонимающий, рассеянный взгляд Машки, которая что-то продумывала, глядя на стол, пояснила: — Пока мы на филфаке учились, пока молодыми были, все было понятно — зачем мы друг другу. Нужно было у кого-то лекции списывать или кому-то свои душевные терзания пересказывать. Потом все разошлись по жизни, по семьям, по разным работам. Все мы разные, у каждой — своя жизнь, а мы — все равно вместе... — А, неважно все это — разошлись мы по жизни, не разошлись, главное в нас осталось — были мы бабами и остались бабами, — сказала Лариска с видом специалиста, сказала авторитетно и как-то обреченно. — Ну, прям уж и бабами, — улыбнулась Настя, — может, все-таки женщинами мы остались? — 2 —
|