|
— Маш, а у тебя каких-нибудь елочных игрушек не осталось? — спросила она у Маши, входящей в комнату. — Игрушек? — не сразу поняла вопрос Маша, — зачем тебе еще игрушки? — Надо! — уверенно и убедительно сказала Настя. — Очень надо. Для доброго дела надо. — Ну, раз для доброго... — протянула Маша, и своим певучим голосом прокричала куда-то на кухню: — Петенька, достань, пожалуйста, Насте коробку с антресолей. Такая зеленая коробка, в которой игрушки лежали... ...Снег скрипел под ногами, когда Настя шла по утоптанной дорожке к площадке, на которой стояла елка. И это опять напомнило ей детство — как любила она ходить по такому вот скрипящему снегу... И когда пошла она к елке, проваливаясь почти по колено в снег, и он попал, набился за голенища ее сапожек — опять вспомнилось ей это детское ощущение: колючего, царапающего холода. Настя поправила елку, выровняла ее, углубив в снег, чтобы прочно стояла, и начала ее украшать. Она украшала елку, надевая на нее игрушки — скромные, старенькие, которые Маша не надела на свою красавицу-елку. Но это было неважно, что они были скромными, что гирлянда была простенькой, самодельной, наверное, ее когда-то Маша делала с маленьким Пашкой. Главное, что елка с этими незамысловатыми игрушками становилась настоящей новогодней елкой. Настя украшала елку, стараясь расположить немногочисленные игрушки наиболее красиво, — и что-то волшебно-детское было в этом процессе. Так, наверное, с таким старанием, даже с каким-то внутренним восторгом, только дети украшают елку. И было что-то мистическое в том, что она сейчас делала, так она вдруг почувствовала. Что-то ритуальное сейчас совершалось. Сейчас, когда под ее руками елка, которая так напомнила ей себя — своей одинокостью, неприбранностью, непристроенностью, — становилась красивой, нужной, — как будто бы и с ней, Настей, что-то происходило. Как будто какое-то волшебство сейчас совершалось. И совершала его она сама — сотворяя преобразование. Делая из одинокой и «ненужной» Насти — другую Настю, какой она хотела быть. И как-то поневоле, как в детстве, когда дети под елкой загадывают желание, зазвучали в ней мысли: — Господи, ну пусть он появится... — Господи, пусть он мне встретится... — Господи, ну пусть он найдется, тоже ведь ходит где-то неприкаянный. Встречает Новый год без меня, для него предназначенной... И ей так жалко его стало, что он сейчас где-то в эту минуту без нее, с чужими людьми... И когда нарядила она елку, ставшую другой, настоящей новогодней елкой, показалось ей, что волшебство уже случилось. Что-то уже произошло. И какая-то детская радость стеснила грудь. И вспомнились ей слова детской песни: «И вот она нарядная на праздник к нам пришла, и много-много радости детишкам принесла...». И она подумала — она тоже принесет много радости ему, своему мужчине, встреча с которым ждет ее. — 10 —
|