|
Этот анализ возникновения форм и действия душевной связи по его главным составным частям начинается с тонко расчлененной связи восприятий, представлений и познаний в развитой душевной жизни полноценного человека. Уже Спенсер отметил, что анализ развился больше всего в этой области от того, что в ней легче всего отличить продукты от составных частей. Зигварт первый установил в прочной и длительной связи этой области основной предмет расчленения интеллекта, и наряду с прочими необычайными заслугами его новой обработки учения о методе должна быть признана и та, что он провел подобное расчленение в особенности применительно к числу, времени, пространству и движению (ср. его "Логику" II2 41ff, II2 187). На его взгляд, всякая подобного рода связь представляет собой познаваемое правило, господствующее над переходом действительного сознания от одного члена к другому. Если это правило установить аналитически, то можно не заботиться о субъективных привходящих явлениях отдельных действий, разнообразных чувствах и побуждениях; различия между отдельными индивидами отступают на задний план; схватываются объективные и непреходящие отношения, лежащие в основе человеческого интеллекта. Здесь – постоянный фон, по которому скользит и блуждает изменчивый свет минутного сознания. Здесь длительные правила, управляющие в конечном результате случайной игрой ассоциаций. Таким образом, здесь открывается широкое поле для достоверного аналитического познания душевной жизни человека. Плодотворность такого анализа нашего интеллекта для наук о духе может лучше всего быть выяснена на примере педагогики. Всякий знает, какую революцию вызвал Песталоцци введением своей системы наглядного обучения. То, что Песталоцци постиг интуицией гения, может быть разъяснено при помощи аналитической психологии. Она исходит из приобретенной, сложившейся связи душевной жизни и расчленяет ее на отдельные связи, составляющие фон всех сознательных процессов. В игре отдельных душевных процессов она схватывает действие этих связей в виде основных правил, от которых всюду зависят единичные проявления этой игры. И таким образом, она узнает смысл гениальной педагогики Песталоцци в том, что творческая, формирующая сила человека обусловливается правильным развитием таких связей. Это великое положение педагогики вытекает из более общего учения о природе приобретенной связи душевной жизни, природе ее, состоящей в том, чтобы быть правилом и силой, управляющими отдельными процессами. Песталоцци пришел к этому положению не абстрактным путем – педагогика есть дело школы – он на опыте постиг благотворное действие той регулярной и упорядоченной самодеятельности, которая развивает наиболее элементарные и однородные из этих связей. Четыре из них он положил в основу: упорядочение чисел, пространственные отношения, основные музыкальные соотношения и закономерную связь в языке. Результат обнаружился двоякий. Отношения чисел, пространства и звуков образуют однородные системы, которые могут развиваться изнутри; язык не есть такая гомогенная система, и на нем его метод потерпел крушение. Внутри же этих трех однородных систем наглядность, в конце концов, неотделима от мышления, – молчаливое мышление в противоположность дискурсивному, – именно поэтому столь безмерно плодотворное для трудящегося человека в противоположность образованной болтовне. Если принять во внимание, как постигается в мыслительном акте, неотделимом от обладания ощущениями, всякое пространственное расстояние, всякий звуковой интервал, всякая степень серого цвета, то должна исчезнуть ложная противоположность наглядного обучения и развития мышления, игравшая до нынешнего времени столь значительную роль, как в законах педагогики, так и в практических педагогических рассуждениях. — 29 —
|