|
Слабомыслов исправник у нас был. «Проси, говорит, у меня милости, – отца родного съем; а будешь, говорит, по закону требовать, а тем паче по естеству – шабаш. Потому, естество – оно глупо. По естеству тебе есть хочется, а в регламентах того не написано, – ну и бунтовщик. А ты проси милости, – и дастся». Говорил я тоже, и не раз, этому капитану Пафнутьеву: «Пафнутий Пафнутьич! – говорю, – а вы бы простить попросили!» – так он даже зашипел на меня… за что? же этаких-то и любить? Бабушка Татьяна Юрьевна так в этих случаях поступала. Придет, бывало, к ней мужик хлеба или лесу просить – она на него: «Да ты, свет, белены, никак, объелся, что меня, государыню, в боярском моем деле нудить изволишь?» И не только прогонит ни с чем, а временем даже высечь изволит. Напротив того, который мужик молчит – тому даст. И хлеба, и лошадь, и лесу на избу – всего, даже чего не нужно, и того даст. Почему? а потому, что боярское сердце ее этим веселится, а веселится оно, когда ей, государыне, самой того хочется! И так она этой своей политикой всю вотчину устроила, что когда вступил в управление имением папенька Иван Матвеич и, по обычаю, спросил мужичков, довольны ли они и не нужно ли чего, то они не отвечали, а только лапу сосали. Я знаю, что нынешние капитаны Пафнутьевы (много их нынче развелось, да ведь и бабушка Татьяна Юрьевна не промах была, тоже немалое потомство после себя оставила) скажут: бабушка-то ваша, видно, набитая дура была, да и грозы над собой не видала, а потому по-дурьи над всем и чудила. Однако не будет ли, господа Пафнутьевы, такое суждение ваше слишком резко?! Побеседуем, господа, побеседуем. Начнем с того, что суждение это основано на каких-то якобы правах. Всякий человек, утверждают Пафнутьевы, имеет некоторые права, удовлетворение которых есть каждого священный долг и обязанность. На сем основании, продолжают они, будто бы так должно быть: ежели я чего хочу, то чрез минуту чтоб было исполнено, а ежели исполнения нет – сейчас бунт!!! И вот такой премудрый ихний кодекс называют они свободой. Полно, так ли, господа Пафнутьевы, так ли? Скажи мне, во-первых, высокоумный господин Пафнутьев, в каком ты виде от утробы матерней на свет произошел? – Ты произошел наг и беспомощен! Какие имел ты при этом права? – Никаких, кроме тех, чтобы заявлять слезами о твоей наготе и беспомощности! Согласись, что права не великие, но и сии кто тебе дал? Их дала тебе почтеннейшая твоя родительница, которая, по доброте своего сердца, не всегда для усмирения твоего к помощи розги прибегала, но по временам простирала тебе и руку помощи… тебе, нагому и беспомощному! Мог ли ты вынудить к тому твою родительницу? – Нет, не мог, ибо, как сказано выше, был наг и беспомощен. Вынудило же ее к тому собственное ее материнское благоизволение! — 2 —
|