Сочинения

Нельзя вполне доверять такому впечатлению. Нужно помнить, что у Бегичева писателем – за исключением «Путевых заметок», которые и адресованы другу, – оставлены бумаги именно черновые, которые ему уже были не нужны. Вовсе не потому, что он решительно расставался с поэзией, которую любил «без памяти, страстно». Все необходимое, более обработанное, может быть, даже и кое-что завершенное он захватил с собой.

После разгрома российского посольства в Тегеране 30 января 1829 года юной вдове Грибоедова возвратили и личные вещи, и даже книги покойного. Ни одной бумаги из его архива возвращено не было. Этот факт, между прочим, наглядней всего свидетельствует, что фанатичная толпа, возбужденная призывами к «священной войне» с гяурами, выполнила в чьих-то руках роль слепого орудия. Кто-то ведь собрал до листка все бумаги русского полномочного министра в Персии? Где они, эти бумаги? Уничтожены ли они позже, после внимательного просмотра, или же хранятся до сих пор в каком-то секретном архиве? Дипломатические депеши и инструкции сейчас уже не столь интересны, хотя и имеют, конечно, определенное историческое значение. Но где авторский экземпляр гениального «Горя от ума», с которым едва ли расставался Грибоедов? Где трагедия «Грузинская ночь»? Где тетрадь с последними путевыми письмами к Бегичеву, которые, по обусловленной еще в 1818 году договоренности со своим другом, не переставал никогда набрасывать Грибоедов, предвкушая новую встречу с ним, когда, заглядывая в свой конспект, он собирался вновь рассказать о том, что пережил и перечувствовал на чужбине? Где письма Нины, писавшей мужу чуть ли не ежедневно? А может быть, и другие произведения автора «Горя от ума», нам доселе неведомые?

Кто знает, возможно, когда-нибудь мы их и прочтем.

Конечно, не каждый читатель грибоедовской комедии был так проницателен. Но можно ли сомневаться в том, что, переписывая пылкие тирады Чацкого, почти всякий ощущал себя подобным ему. Так, на титуле одного из списков помечено: «Из библиотеки артиллерии поручика Александра Сергеевича Чацкого» (точную владельческую надпись мы находим, впрочем, на последней странице того же списка, принадлежавшего, оказывается, некоему А. Чуносову)[18]. Характерен в этом отношении и часто встречающийся в списках эпиграф к комедии:

Определила так сама:

Всем глупым счастье от безумья,

Всем умным – горе от ума.

По происхождению это четверостишие имеет довольно далекое отношение к Грибоедову, являясь перифразой куплета (Вяземского) из оперы-водевиля Грибоедова и Вяземского «Кто брат, кто сестра, или Обман за обманом»[19]. Однако помещенный в списке эпиграф по-своему типизировал (через самого читателя) судьбу грибоедовского героя: «Всем умным – горе от ума».