|
– Миша, вы наш друг, все мы вас любим, как своего, – продолжала Татьяна, – и я вам скажу откровенно: на вас вся надежда. Научите, бога ради, что нам делать? Может быть, нужно подать куда-нибудь прошение? Может быть, еще не поздно перевести имение на имя Нади или Вари?.. Что делать? – Выручайте, Миша, выручайте, – сказала Варя, закуривая. – Вы всегда были умницей. Вы мало жили, еще ничего не испытали в жизни, но у вас на плечах хорошая голова… Вы поможете Тане, я знаю. – Надо подумать… Может быть, придумаю что-нибудь. Пошли гулять в сад, потом в поле. Гулял и Сергей Сергеич также. Он взял Подгорина под руку и всё уводил его вперед, видимо, собираясь поговорить с ним о чем-то, вероятно, о плохих делах. А идти рядом с Сергеем Сергеичем и говорить с ним было мучительно. Он то и дело целовался, и всё по три раза, брал под руку, обнимал за талию, дышал в лицо, и казалось, что он покрыт сладким клеем и сейчас прилипнет к вам; и это выражение в глазах, что ему что-то нужно от Подгорина, что он о чем-то сейчас попросит, производило тягостное впечатление, как будто он прицеливался из револьвера. Зашло солнце, стало темнеть. По линии железной дороги там и сям зажглись огни, зеленые, красные… Варя остановилась и, глядя на эти огни, стала читать: Прямо дороженька: насыпи узкие*, Столбики, рельсы, мосты, А по бокам-то всё косточки русские… Сколько их!.. – Как дальше? Ах, боже мой, забыла всё! Мы надрывались под зноем, под холодом, С вечно согнутой спиной… Она читала великолепным грудным голосом, с чувством, на лице у нее загорелся живой румянец, и на глазах показались слезы. Это была прежняя Варя, Варя-курсистка, и, слушая ее, Подгорин думал о прошлом и вспоминал, что и сам он, когда был студентом, знал наизусть много хороших стихов и любил читать их. Не разогнул свою спину горбатую Он и теперь еще: тупо молчит… Но дальше Варя не помнила… Она замолчала и слабо и вяло улыбнулась, и после ее чтения зеленые и красные огни стали казаться печальными… – Эх, забыла. Зато Подгорин вдруг вспомнил, – как-то случайно уцелело у него в памяти со студенчества, – и прочел тихо, вполголоса: Вынес достаточно русский народ, Вынес и эту дорогу железную, – Вынесет всё – и широкую, ясную Грудью дорогу проложит себе… Жаль только… – Жаль только, – перебила его Варя, вспомнив, – жаль только, жить в эту пору прекрасную уже не придется ни мне, ни тебе! И она засмеялась и хлопнула его рукой по плечу. — 5 —
|