|
Помимо резкого интеллектуального роста и широты интересов, удивлял необычно широкий и интересный круг знакомств Игоря. Естественно, весь этот круг мне известен не был, скорее всего, не была представлена даже сколько‑нибудь существенная его часть, но и то, с чем мне довелось сталкиваться, производило впечатление. Буквально в любом районе Москвы он мог в любое время найти квартиру, куда можно было бы зайти пообщаться с хозяевами и попить кофе. Так я с ним запросто зашел на чашку кофе в квартиру режиссера Тарковского. Сам хозяин находился уже в Италии. Не помню точно, было это до того, как он объявил себя невозвращенцем, или сразу после этого... В школьные годы Игорь был подвижным, активным, но не очень спортивным парнем. Я, во всяком случае, не помню, чтобы он чем‑нибудь занимался «физическим». После школы он принялся усердно посещать секцию штанги (кажется, при МИИТ) и увлекся горным туризмом. В обоих случаях Игорь относился к делу весьма серьезно. Так, готовясь к горным походам, он вместе с группой ребят договаривался (естественно, неофициально) со знакомыми в метрополитене и по ночам, на одной из станций, они на включенном эскалаторе отрабатывали затяжные подъемы. Однажды Игорь по моей просьбе детально описал свои занятия тяжелой атлетикой. Нагрузки, которые он выдерживал, произвели на меня немалое впечатление. Впоследствии, когда монах Зосима, совсем еще молодым, перенес инфаркт, я вспомнил те спортивные «подвиги». Само собой, мое мнение в данном вопросе не авторитетно, но я думаю, что сердце свое он надорвал именно тогда. Для не очень спортивного паренька переход к таким специфическим нагрузкам был слишком резким. В те поры все подростки, вне зависимости от того, из каких семей они происходили, так или иначе сталкивались с драками и волей‑неволей в них участвовали. Не минула чаша сия и будущего епископа Якутского и Ленского. Хотя в самой школе я не помню ни единого случая, когда Игорю пришлось применять кулаки. Говоря честно, я не помню даже ничего похожего на конфликтную ситуацию, в которой он принимал участие. Само собой, возможно, я чего‑то не видел, но при мне было именно так. Характер Игоря был настолько доброжелательный и бесконфликтный, поведение настолько тактичное и ровное, он так умел сглаживать ситуацию, что, совершенно не являясь по натуре своей «агрессором» (пусть и школьного масштаба), он не попадал в разряд «жертв». Чтобы полностью оценить эту ситуацию, нужно учитывать ту социальную смесь, которую в наше время, в нашем районе представляла из себя школьная среда и которая совершенно невозможна сегодня. В одном классе учились дети «цековские», «телевизионные», сыновья и дочери крупных инженеров, дети рабочих и т. д. Был мальчик, мама которого мыла полы в местном продуктовом магазине. Школа, само собой, не имела никакой охраны, отгораживающей ее от «улицы». Да и наш район представлял причудливую смесь новых ведомственных домов (например, аппарата ЦК ВЛКСМ) и былинных бараков, остатков деревни Алексеевки и какого‑то совхоза (бывшего имени Сталина). Символом этого вавилонского смешения была музыкальная школа, еще на моей памяти располагавшаяся метрах в четырехстах от ультрасовременной Останкинской телебашни в крестьянской бревенчатой избе. Так что в нашей детской жизни ничто не отгораживало шпану и даже прямо криминальные элементы от всех прочих. И даже в таких условиях всевозможные конфликты и столкновения, казалось, совершенно неизбежные, обходили Игоря стороной. — 9 —
|