|
Андрей Давыдов: Еще когда брат учился в Художественном училище, они с друзьями часто ездили по разрушенным храмам, монастырям. Их привлекала эта старина, а может, и не только старина. И однажды Игорь привез немецкую жестяную коробку времен войны (кажется, магазин), которая была полна фарфоровых осколков. Это были осколки красивой расписной вазы. И он сложил из них вазу и восстановил ее. А надо сказать, что большинство осколков были просто мизерными по размеру – 5x5 миллиметров! И как он это сумел – мне до сих пор трудно понять. Инокиня Евфросиния (Миронова): В 1980‑е годы, когда начали восстанавливать Данилов монастырь, Игорь Давыдов принимал в этом самое непосредственное участие. А потом устроился туда в столярные мастерские резчиком‑краснодеревщиком. Я часто приезжала в эту обитель, где шли необыкновенные службы. Да и помощь всякая нужна была – то окна помыть, то отреставрированный храм помочь убрать. И каждый раз он меня опекал: и покушать отведет, и покажет, и расскажет все. Всегда утешал, дарил какие‑то святыньки, книги. В нем это изначально было – утешать людей. И до конца дней он таким оставался. Старался каждого, пришедшего к нему, приласкать, что‑то дать, чем‑то благословить. Эмма Михайловна: После армии он стал готовиться в семинарию, а одновременно – ходил работать в Данилов монастырь, который тогда восстанавливали, готовили к тысячелетию Крещения Руси. Звал меня, но я собралась уже значительно позже. Он приезжал из Данилова всегда с горящими глазами, счастливый. Однажды привез кусок какого‑то резного карниза – все художники отказались от этой работы, так как она была очень трудоемкой, а стоила копейки. Он взялся, вырезал ночами, сделал все идеально. Его очень благодарили, хотели расплатиться, но денег он не взял... Протоиерей Димитрий Иванов: Иногда он делился со мной и своими ошибками. Вспоминается такой рассказ. Во время работы в Даниловом монастыре он весь горел стремлением впитать в себя этот удивительный монастырский дух. И в какой‑то момент стал проявлять чрезмерную ревность, то, что называют «ревность не по разуму». В то время у него еще не было опытного духовника и это свое духовное горение он стал воплощать в жизнь, ни с кем не советуясь. А это всегда чревато. Жил он в то время по такому расписанию: подъем в 5:00, чтобы успеть к монастырской полунощнице, потом Утреня, потом Литургия, завтрак и работа до обеда. Потом – обед, снова работа, Всенощное богослужение, ужин, монашеское братское правило, возвращение домой, домашние дела, чтение. Засыпал около часа, а в пять – снова подъем. И так каждый день... — 17 —
|