Старец Иоанн Оленевский

Мой Коля учился в ремесленном училище. Ему оставалось до армии два месяца. Я его не хотела пускать в армию. Пошла к батюшке. «Почему он сам не пришел?» — говорит старец. «Да он стесняется», — ответила я. Благословил его и дал ему крест, и велел с этим крестом ехать в армию. Коля с этим крестом не расставался нигде, благополучно отслужил в армии, вернулся и крест принес. Тут я его женила без батюшкиного благословения, и он у тещи потерял крест и очень жалел о нем. 30 лет прожил с женой и умер.

Журавлев Кузьма Семенович, житель Кевды, рассказывает

Жена моя, Марфа, ездила к батюшке спросить благословение жить в Кевде.

— Благословляю, поезжайте. (Трижды.)

— Возьмите подарочек маленький, — и подает ему рыбу, завернутую в бумагу.

— Положи мне на грудь, — (он принимал полулежа).

А с ней приехала Матрена. Собираясь ехать, она стала насыпать сахарный песок, а дети его пожалели: «Ты уж высыпи весь песок и вези к нему». Стала Матрена давать старцу песок, а он ей: «Не надо, вези детям». Как он узнал, что у меня дети есть и что они пожалели, когда брала песок?

Идет женщина к старцу и думает дорогой: «Зачем я несу деньги, купила бы кренделей ребятишкам и накормила бы их». Пришла, калякала, калякала с ним, и он отвечал и крестил ее при каждом ответе.

— Батюшка, я тебе деньжонок принесла.

— Мне не надо. Пойди, купи кренделей ребятишкам и накорми.

Рассказывает бабушка Анна Ивановна Кочеткова,

жительница села Кевда-Мельситова Каменского района,

90-летняя старица.

К войну 1914 года мой мужик, Тихон Кочетков, пропал без вести и от него не было слуху 3 года и 7 месяцев. Услышала я о том, что в Оленевке есть старец, который все знает. Уговорив свою племянницу, Марию Васильевну, поехала к нему. У племянницы тоже муж без вести пропал на этой же войне. Доехали мы с ней до Пензы, там на автобусе переехали от Пензы-1 до Пензы-3 и на Сердобском поезде доехали до Оленевки.

К Ивану Васильевичу шло нас человек пятнадцать. Кто с каким горем. Все мы поместились в сенях и ожидали, когда батюшка примет. По очереди нас впускала женщина. Старчик сидел на своей лежанке. Стены избенки почти все были наполнены образами. Я подошла, спросила:

— Я страдаю. Мне от мужа никакого слуху нет уже три года. Бог его знает, может, и не живой.

— Живой, живой, живой, придет, будет известие. А Марии Васильевне сказал:

— Нету живого, не жди.

А передо мной женщина обратилась к нему:

— Нету слуху о моем муже, давно уж, с войны. А он замахал руками и повысил голос:

— Скорей, скорей, скорей к поезду ступай. Стой у поезда и дожидайся.