|
По верному размышлению политолога Александра Неклессы, “менталитету людей нового времени присуща органичная вера в роль экономического процветания как гаранта человеческой свободы. Границы мирского благополучия оказались подспудно отождествлены с мерой этой свободы. А развитие личности, ее статус – напрямую соотнесены с экономическим успехом. Потому-то угроза достигнутым стандартам процветания воспринимается как покушение на отвоеванное пространство, как размывание континента свободы окружающими его темными водами архаики. Ergo: опасность краха основополагающих ценностей существует и она должна быть предотвращена любой ценой. С этого момента либерализм начинает претерпевать знаменательные метаморфозы, и, распечатывая свои радикальные потенции, утрачивать присущую ему (казалось бы, органично!) толерантность… Возрожденчески-просветительская версия гуманизма оставалась цветущим деревом, пока развивалась в определенном контексте. Но только сейчас, на пороге предельно секулярного, постхристианского мира ее дальние горизонты обнаруживают себя парадоксальнейшим образом: гуманизм начинает проявляться как антигуманное мировоззрение”[55]. Если создается царство, вдобавок глобальное, то стоит посмотреть: как же формируются те нити, по которым эта власть будет осуществляться, и какими именно средствами она будет контролировать жизнь людей. Глобальное управление требует высочайшей техники управления и предполагает существование весьма развитого аппарата управления. И именно западная цивилизация разработала технологию глобальной и дотошной власти. Ни одна из предыдущих “всемирных” империй не обладала аппаратом принуждения и управления столь сильным, чтобы действительно контролировать жизнь своих провинций и граждан. В лучшем случае она ограничивалась контролем над жизнью местных элит. Но для обывателя почти не было разницы — в какую из столиц уходят его налоги. В современном же западном сообществе возникли такие “техники” управления, которые позволяют властям иметь практически полную информацию о всех сторонах жизни гражданина, а также позволяют мгновенно доносить до сведения исполнителей распоряжения верховной власти (во времена Гоголя, как мы помним, от Петербурга, стоящего на границе империи, до неких славных городов — “хоть три года скачи” — не доскачешь). При плохих дорогах, медленных средствах сообщения, неразвитых средствах связи и передачи информации столица не может контролировать жизнь провинций, а тем более отдельных граждан до мелочей. Не будем также забывать, что численность чиновничьего аппарата в прошлые столетия была весьма мала. — 19 —
|