|
II. а) Первое, на чем должно остановиться здесь наше внимание, есть самое явление Богоматери с ликами ангелов и святых. Итак, не напрасно веруем мы, что небожители приемлют великое участие в событиях мира человеческого, что старшие братия наши на небе пекутся о спасении нас – малолетных на земле! На что же им и употреблять свое могущество и свою близость к престолу благодати, если не на вспоможение нам, борющимся в море житейских напастей и попечений? И мы, при всей холодности земного сердца, не можем без чувства сострадания взирать на несчастных, и нередко оказываем помощь: существам ли небесным остаться праздными зрителями нашей духовной и телесной бедности и не простереть над нами своего благодатного покрова? Не напрасно, значит, веруем и тому, что силы небесные присутствуют с нами в храмах! Где же им и быть постояннее, как не там, где особенно присутствует их Царь и Господь? Мы не видим их, потому что сияние небесной славы невыносимо для бренного ока; но они видят нас и все наше, самые наши мысли и желания. Придет время, и мы увидим их; вступим, если будем того достойны, в самый богосветлый круг их, – а до того времени должны веровать в их присутствие невидимое, и, веруя, как можно чаще посещать храмы Божии. б) Второй предмет, стоящий благочестивого внимания в явлении Богоматери, есть тот вид, в коем Она представилась на воздухе прозорливцам. Как Мать Царя Небесного, Она могла бы явиться сидящей на престоле и с высоты его ниспосылающею благословения на род человеческий; но является – молящейся! Если и на небе нельзя сделать ничего без молитвы; если и для честнейшей херувимов и славнейшей без сравнения серафимов нужна молитва: то как необходима, братия, молитва для нас! И как много посему теряют те, кои небрегут о сем даре Божием! А небрегут многие! Есть люди, кои вовсе не молятся. Иные молятся, но с принуждением, с тягостью. Молитва кажется им тяжелою данью – работой на господина. И в самом деле, молиться, не чувствуя нужды в молитве, не зная зачем и для чего молишься, – тяжело. Но кто виновен в том, что манна небесная в наших устах превращается в горечь? Истинная молитва сладка и питательна, и нет человека из молящихся, который когда-либо не испытал этой сладости. Если же молитва делается горькой, то потому, что у нас испорчен духовный вкус. Нам тяжело поднимать очи к небу потому, что они засыпаны прахом земных забот. Кто умирает с голоду, тот с криком будет требовать пищи, только бы увидел человека; утопающий простирает руки и к неодушевленным вещам; равно, кто почувствует голод духовный, у того уста сами собою разверзутся на молитву; кто чрез самоуглубление, чрез самоиспытание, чрез размышление о своем предназначении, увидит себя в бездне греха, того очи и руки невольно поднимутся к небу. — 4 —
|