|
- Откройте! Немедленно откройте! Слышите?! – Дальше шел поток отборного мата. - Опять эти алкаши проклятые. Прекратите стучать, здесь нет глухих, - рассерженная Евлампия Михайловна, отложив в сторону вязание, решительно направилась к двери. – Да не стучи ты, ирод, сейчас открою. Через мгновение произошло то, что должно было произойти. Бедная женщина, открыв входную дверь, увидела на пороге сегодняшнего покойника. Голый, синий, с оскаленным ртом... Евлампия Михайловна охнула, ноги ее вмиг стали ватными, и она медленно осела на пол, успев только произнести: « По-мо-ги-те...» Потом говорили, что Софья Семеновна почти месяц вынуждена была скрываться от взбешенного «мертвеца», поклявшегося отправить «глухую врачиху туда, где он уже побывал». А вот Евлампия Михайловна этот месяц поправляла утраченное здоровье в одном из подмосковных санаториев. К сожалению, полностью отойти от потрясения ей не удалось, как не удалось благодаря языку Василия Ивановича, тоже дежурившему в тот день, этой истории не выйти за больничные стены, обрастая все новыми деталями и подробностями. *** Асинкриту никто не верил, когда он рассказывал, что впервые помнит себя, начиная с полутора лет. На самом деле, так оно и было. Но если быть более точным, первая осознанная связь Асинкрита с миром – песня, которую пела ему, младенцу, укладывая в постель, мать. Белым снегом, белым снегом, Ночь метельная ту тропку занесла, По которой, по которой Я с тобой любимый рядышком прошла. А за окном действительно не унималась вьюга, и белые хлопья снега тревожно стучали в окно. Но это было за окном, а здесь рядом сидела мама, уютный свет ночника придавал комнате сказочный вид. Мама пела, а маленький Асик водил пальчиком по настенному коврику, висевшему возле его кроватки. Он не знал тогда слово «любовь», но совершенно точно всей своей младенческой душой любил и папу, который из больницы придет только утром, и маму, поющую про какую-то тропку. Не меньше Асинкрит любил и этот коврик с изображением папы-зайца, одетого в синий костюм и торжественно возвращающегося домой с подарками для своих детей, которые выбежали ему навстречу, радостно улыбаясь. В руках у папы-зайца разноцветные шарики и коробка с тортом. Белым снегом, белым снегом... Эти два слова и мелодия стали для взрослого Асинкрита словно кодовым замком: пропоешь их – и приоткрывается, пусть на немного, дверца в страну, где не было печали и забот, где он, подобно ветхому Адаму в раю, каждый день открывал для себя мир, казавшийся таким же добрым и уютным, как та детская спаленка с кроваткой, у изголовья которой сидела мама, и с маленьким полотняным ковриком на стене... — 9 —
|