|
Ну, у меня очень громкий и хриплый смех. Когда я смеюсь, все в зале знают, что это я смеюсь, — в отличие от многих из вас, которые вообще смеются негромко. Когда я смеюсь, я действительно смеюсь от души. Это мне присуще. Я не притворяюсь, я смеюсь, когда мне действительно смешно. Ну, хорошо. Итак, я смеюсь своим громким смехом. Ну, актёрам, конечно, это нравится, потому что это заразительно, и зал оживает. Актёры обожают это. Они получают живой отклик зала. Знаете, как они говорят: «Мы имели обратную связь с залом». Итак, я всегда желанный гость в театрах, потому что я генерирую обратную связь. Но та дама, с которой я пришёл в театр и в которую я был отчаянно влюблён (я использую это слово намеренно: я был отчаянно влюблён в свою любовь к ней), — чем больше я смеялся, тем больше она вжималась в кресло. Я до сих пор вижу её, сидящую рядом со мной и мечтающую испариться. В антракте она меня спросила: «Тебе обязательно надо так смеяться?» И я помню, что подумал: «Как?», потому что не понимал, что мой смех заставляет её чувствовать себя крайне неловко. Оттого, что другие люди оборачивались на нас. На неё оборачивались из-за того, что парень, с которым она пришла в театр, так громко смеялся. И я помню сильнейшее желание удержать её в своей жизни. Во что бы то ни стало. Кстати, я должен сказать, что большую часть своей жизни я пытался удерживать вас, люди, в своей жизни. Что я только не делая! Я делал почти всё, что можно себе вообразить. Только останьтесь. Только останьтесь в моей жизни. Не уходите. Что мне сделать, чтобы удержать вас здесь? От какой части самого себя отказаться, чтобы вы не уходили? Я откажусь от чего угодно, только останьтесь. И вы не представляете, какую только «чечётку» я не вытанцовывал — и, притом, не под свою «музыку». Вы включаете музыку, и я танцую. Так и случилось в тот вечер в театре. Итак, второй акт, и я в зрительном зале. Актёры произносят смешные реплики, а Нил сидит здесь и пытается подавить свой смех. К третьему акту мне это удалось. Я превратил «ха, ха, ха, ха» в «хи, хи...» И я смеялся именно так следующие несколько лет. Я привык смеяться так, словно я и не смеюсь, пока кто-то не сказал мне: «Что с тобой? Ты в порядке?» Однажды я был на семинаре с доктором Элизабет Кёблер-Росс, и она, можно сказать, застала меня с поличным. Она набрала мой номер, сказала что-то забавное, и я захихикал. Она спросила: «Что с Вами?» — «Ничего, — ответил я, — я подумал, что это смешно». Она спросила: «Почему же Вы не даёте этому выход?» Кто-нибудь знает Элизабет Кёблер-Росс? Она говорит с сильным швейцарским акцентом. Мы с ней очень подружились. Я работал у неё. Пусть это будет предупреждением для вас: кто-то из вас может до КОНЦА этого дня оказаться в моём штате. — 4 —
|