|
Полтора месяца спустя мы ехали в Штутгарт и тут произошло нечто редкое со мной. Я хотела знать, как они сумеют вставить меня в программу, если я не работаю в группе. Я приходила только на пробы и к выступлению из дома и потом сразу же домой. Так прошло четырнадцать дней. Не происходило абсолютно ничего. На пятнадцатый день моя партнерша заболела и просила меня купить для нее пару вещей. Я отправилась в сторону вокзала, где всегда можно найти хорошие магазины. Так было и в Штутгарте. Зайдя в отдел косметики одного из магазинов, где находилось большинство из предметов, которые мне нужно было купить, я начала поиски. Чтобы полностью представить своеобразие последующего, нужно знать, Что я по своей натуре ни в малейшей степени не склонна заговаривать с незнакомыми людьми и тем более приглашать их куда-либо. Но точно так произошло... Она сидела за кассой и выглядела настолько невероятно, что я не могла отвести взгляда. Девушке могло быть лет двадцать, нежного сложения, примерно моего роста. На почти кукольном правильном личике с алебастровой кожей горели огромные темные глаза. Ее темные волосы были выкрашены в ярко-красный цвет и подстрижены «под пажа». Я подошла к ней, заплатила и услышала свой голос: «Не хотели бы вы выпить со мной чашечку кофе?» Она приняла мое приглашение как само собой разумеющееся, что удивило меня не меньше, чем мой собственный поступок. До сегодняшнего дня я не знаю, почему я ничего о себе ей не рассказала при этом посещении кафе и ни разу не упомянула, что меня можно каждый вечер слышать в Штутгарте. После получасовой беседы мы попрощались дружески, но без обмена адресов. Двумя днями позже она сидела в публике, удивленная моими функциями точно так же, как я ее появлением. На этот раз мы говорили дольше. Она упомянула, что у нее есть брат, с которым я обязательно должна познакомиться. Когда я первый раз вошла в преподавательскую комнату мужчины, меня чуть не хватил удар (теперь я приняла бы это как само собой разумеющееся): в комнате не было ничего, кроме рояля, двух стульев, стола и портрета в натуральную величину Рудольфа Штайнера на стене. Должно быть, это был оптический обман, но мне показалось, что он мне подмигивает. В эти важные штутгартские дни я попыталась вместе с Габриэль (так звали «красную челку») добиться контакта, что также удалось. Я получила ясные указания относительно моей начинающейся карьеры, как солистки и в группе, что побудило меня к подробным объяснениям. «Это совершенно необычно, — сказала я, — или солистка или группа». Терпеливо, но решительно я была поправлена, нет, он уже был прав, и я уже хотела принять имя Пенни Мак-Лин. — 10 —
|